Дмитрий Видинеев - Скиталец

– Он это заслужил, – повторил Скиталец. – Он испачкал мой телик!

Элли боролась с тошнотой, ей хотелось погрузить лицо в холодную воду, чтобы остудить разгоряченную кожу.

Скиталец пошел к выходу из зала. Остановился.

– Элли, – тихо произнес, не оборачиваясь. – Нас ждет прекрасный долгий путь. Ты ведь не разочаруешь меня?

– Нет, – выдавила она.

– Вот и отлично. Празднуй, дорогая. Сегодня твой день. А я устал.

С этими словами он проследовал к дверному проему и вышел из зала.

Учителя принялись тихо переговариваться, а карлики подбежали к трупу собрата и потащили его прочь от стола.

Элли невыносимо захотелось побыть одной. Хотя бы пять минут. Она вышла из-за стола и, стараясь не обращать внимания на пристальные взгляды учителей, чуть ли не бегом пересекла зал и вышла наружу.

Она встала между колонн у основания широкой лестницы. Увидела громадное, будто состоящее из черного дыма, чудовище, пробирающееся среди развалин. Медленно перебирая паучьими лапами, Скиталец двигался прочь от дворца. Каждый его вдох сопровождался глухим утробным гулом, а выдох – протяжным стоном.

Глядя ему вслед, Элли подумала, что сказка оказалась страшной, а чудеса темными. Свое будущее она сейчас представляла смутно, но в одном была уверена твердо: чему бы ее здесь ни научили, она не забудет то, чему учили мама с папой – быть хорошим человеком.

Но все меняется, и уже через год Элли заберет у учителя Хидэеси самурайский меч и безжалостно отрубит головы троим карликам. Как и Скиталец в день ее воскрешения, она будет твердить: «Они это заслужили!»

Да, сказка оказалась страшной, а чудеса темными, но скоро Элли увидит в этом свое очарование.

Ольга проглотила две таблетки аспирина, запила их морсом и уже через минуту погрузилась в сон. Ей снился Древний город, учителя. Она снова была тринадцатилетней девочкой по имени Элли. Девочкой, попавшей в сказку. Желтое небо в брызгах салюта, звуки свирелей и скрипок, Джонни Депп в черном цилиндре… и красный шарик с надписью «С новой жизнью!».

После того как Ольга ушла, Алина еще какое-то время сидела за столом и глядела апатично на пламя свечи. Сознание было ясное, как никогда, и где-то на его задворках внутренний голос шептал: «Доверься Ольге. Все равно ведь нет выбора. Так будет проще, так будет правильно…»

Но она чувствовала, как постепенно нарастает гнев, делая этот трусливый голосок все тише и тише. А с гневом росла уверенность, что даже из такой мерзкой ситуации должен быть выход. И какая она, к черту, мать, если, сложив лапки, отдаст собственного сына какому-то демону?

Когда гнев достиг пика, Алина ощутила ненависть к себе. Ведь, слушая Ольгу, почти сдалась, даже не пытаясь бороться. Как всегда, спряталась за стеной «Будь что будет». Да будь она проклята, эта стена! Алина плюнула бы сейчас самой себе в лицо, если бы могла.

– Нет, Оля, я так просто не сдамся, – прошептала.

В каком-то порыве вскочила как ошпаренная, схватила за спинку стул и с яростью швырнула его в стену. Грохот резанул по нервам, но этот разорвавший гробовую тишину звук был как выстрел перед стартом, он породил отчаянную мысль: «Взять Максимку на руки и бежать!»

Алина устремилась к дивану, протянула руки к сыну и тут же почувствовала, как ладони погрузились в вязкую, горячую невидимую преграду.

Вскрикнула, отшатнулась и, не раздумывая, повторила попытку. Кожу обожгло, от боли в глазах потемнело, но она терпела, стараясь прорвать невидимую преграду и дотянуться до сына. Когда пальцы почти коснулись его лица, под ногти будто иглы вогнали. Алина застонала, отпрянула от дивана.

– Максим, проснись! – выкрикнула. – Проснись!

Но он не реагировал. Его дыхание было ровным, веки чуть подрагивали.

Алина запустила ноющие от боли пальцы в свои волосы и некоторое время стояла так в полной растерянности, потом выдавила с напряжением в голосе:

– Ладно, Оля, ладно… Мы еще посмотрим!

Она стремительно вышла из гостиной, взяла на кухне чайник с водой, рукавицы-прихватки и вернулась к сыну.

– Так… ладно.

Поколебалась пару секунд и вылила немного воды из чайника на лицо Максимки.

Тот даже не поморщился.

– Да проснись же ты! – со злостью выкрикнула Алина и швырнула чайник на пол.

Она чувствовала, как сквозь гнев пробивается новая волна отчаяния. Максимка был так близок и так недоступен. Эта магия Ольги казалась ей мерзкой насмешкой, неописуемой подлостью. К горлу подкатил горький комок, Алина с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.