Дмитрий Видинеев - Скиталец

Старик смотрел на нее с другого берега, а рядом с ним, нервно дергаясь, стояли уродливые карлики. Зоя увидела Мишу. Брат был жив – жив! – он сидел на корточках возле палатки и раскачивался, будто в трансе. Как бы ей хотелось обнять его, соврать, что все будет в порядке, хоть как-то успокоить.

Она зарыдала, приложив мокрую ладонь к губам. Из груди рвался вопль, наполненный болью и отчаянием – Зоя давилась его горечью, но не выпускала, понимая, что просто сойдет с ума, если он вырвется. Только не сейчас. Ведь брат еще жив. Есть надежда его спасти. Перед глазами возник образ отца: он зажимал руками рану и хрипел: «Бе… гите!»

Зоя с шумом выдохнула, пробралась сквозь заросли ив и побежала, проклиная ночь за кромешную тьму.

Лир был вне себя от злости: все пошло не так! Абсолютно все!

– Что стоите, уроды? – прошипел карликам. – Найдите девчонку!

Карлик, которому Зоя выдавила глаз, огрызнулся, показал зубы, но потом внял приказу и вприпрыжку помчался в сторону старого моста. А за ним последовал и второй уродец.

– Твари! – поморщился Лир.

В его висках пульсировала боль, от страха дрожали руки. Все, к чертовой матери, пошло не так, не ночь, а какое-то сплошное проклятье. Ладно девчонка оказалась слишком прыткой, но она не главная проблема, карлики быстро ее найдут и расправятся. А вот мальчишка…

Лир не понимал, как сегодня днем, проходя мимо лагеря, не разглядел в мальчишке тьму. В душе ведь даже ничего не шелохнулось, не подало сигнал: это тварь, которая не должна жить!

Зато сейчас сигналов было хоть отбавляй – боль, страх, резкий звон колокола в голове. Три года Лир не испытывал тошнотворного чувства, когда в каждой клетке тела что-то зудит, и от этого зуда сама реальность будто бы коверкалась, становилась неправильной. Три года. С тех пор, как он убил тварь, скрывающуюся под личиной того бомжа на городской свалке. И вот теперь снова, и в самый неподходящий момент. Во время охоты! Ведь все было спланировано, а сейчас… Лир чувствовал себя так, будто наступил на мину – уберешь ногу, и взрыв.

Та еще ситуация.

А колокол в голове звучал все громче и громче.

Лир прижал ладони к вискам. Он сейчас не мог ясно мыслить, и это бесило. В животе будто бы ворочался клубок змей, ожоги на щеке и переносице жутко саднили. В ярости он пнул стоящий возле костра котелок, а потом подбежал к палатке и принялся корежить ее.

– Все не так! – хрипел. – Все неправильно!

Расправившись с палаткой, уставился на мальчика. Тот сидел на корточках, отрешенно смотрел на труп отца, а еще он икал, и эти резкие «ик-ик-ик…» усиливали грохот колокола в голове Лира.

«Такой не нужен ангелу! Такой не нужен Скитальцу! Он даже не ребенок!» – внушал себе Лир. Ему было тошно от одной только мысли, что эту тварь придется тащить в убежище. И ведь боль никуда не денется. Тварь будет сидеть в клетке вместе с остальными детьми и продолжит посылать волны боли и страха.

Нет, она не должна жить.

Лир подошел к реке, зачерпнул воду ладонями и плеснул себе в лицо. Подумал, что ангел наверняка узнает о неудачной охоте. Конечно же, узнает. И накажет. А может, все же стиснуть зубы, собрать волю в кулак и привести мальчишку в убежище? Пускай ангел сам решает, как с ним поступить. Вот только эта адская боль… Лир сомневался, что сможет долго выдержать. Однажды он следил за подобной тварью в человеческом обличье несколько дней, выжидая удобного случая уничтожить ее, вырезать сердце. И за эти дни едва не лишился рассудка. До сих пор вспоминал с содроганием. А теперь предстояло снова пережить этот кошмар? Несправедливо, нечестно, неправильно!

Лир взвыл и хлопнул ладонями по воде.

– За что-о!

Ему хотелось спрятаться от всех на веки вечные и спать, спать, спать, не видя снов. Хотелось полного покоя.

Машинально запустил руку в карман, вынул три куска сахара, сунул в рот и принялся усердно грызть их, пуская слюни. Из груди поднялась и вырвалась зловонная отрыжка, и в тот же миг в висках словно шаровые молнии взорвались. Лир закряхтел, завалился на бок. Из раскрытого рта выползла липкая масса из полуразжеванных кусков сахара.

Долго так лежал, слушая раскаты в голове и думая, что приступы боли будут повторяться все чаще и чаще. Они не прекратятся, пока тварь, скрывающаяся под личиной мальчишки, жива.

Было время, когда он восхищался своим даром видеть тьму в некоторых людях, считал, что, вырезая их сердца, исправлял вселенскую ошибку. Да, он ощущал боль и страх, но в конце этого тернистого пути всегда были восторг и дыхание рая. Оно того стоило. Но сейчас жалел, что уродился таким, жалел, что его разум более совершенен. Он устал, и дар стал слишком тяжелой ношей.