Люк Босси - Манхэттен по Фрейду

Волна отвращения захлестнула Фрейда. Пот крупными каплями стекал с его лба.

— Короче говоря, мы одни, — подытожил Герман. — Она, вы и я. А скоро останусь только я. И тогда я приобрету такую мощь, что меня уже ничто не остановит.

— Зачем пытки, садизм? — недоумевал Фрейд. — Вы могли бы достигнуть вашей цели и без убийств.

— Переход к действиям был неизбежен. Эмери, Уилкинс и Мур не понимали величия Хирама. Они убедили брата помешать мне. Я должен был избавить мир от этой нечисти.

Герман пошел за новым инструментом. Фрейд воспользовался этим и принялся тереть запястья о спинку стула, надеясь развязать веревку, хотя, конечно, понимал, что скорее ему удастся ослабить волю Германа, победив его в психологическом поединке.

— Что вам сделала Грейс? — спросил Фрейд. — Она не имеет ничего общего с теми, кто вас предал.

— Вы очень наивны, доктор Фрейд, — улыбнулся Герман. — Я понимаю, почему вы с таким трудом получили кафедру профессора медицины.

Фрейд с досадой понял, что архитектор знает о нем гораздо больше, чем можно было предположить.

— Но вы были мне очень полезны, — произнес с усмешкой Герман. — Вначале я сомневался, что вы сумеете разбудить воспоминания Грейс. Но потом понял, что если вы это сделаете, то значительно поможете моему делу! Я предвидел подобное уже много лет назад и внушил Грейс, что ее ночной обидчик — ее отец. Я пользовался его одеколоном, подражал его походке, имитировал его голос…

Признание Германа подтвердило ужаснувшую Фрейда догадку.

Герман мог проникнуть в комнату Грейс. В темноте одурманенная наркотиками маленькая девочка приняла дядю за отца. Герман сделал все, чтобы в ее сознании закрепилось это заблуждение.

Невроз Грейс основывался на недоразумении. Ее мозг зафиксировал причастность к делу Августа, и ее бессознательное отреагировало соответственно. Ее навязчивый комплекс, связанный с отцом, опирался на ошибку в ощущениях.

Мисс Дэймон, также обманувшаяся, убила невиновного.

Фрейд заметил, что Герман накладывает резиновые жгуты на руки Грейс.

— Все это время я наделся на то, что вы добьетесь успеха, — продолжал Герман. — Вспомнив все, Грейс должна была обвинить брата и перенести подозрения на него. Но, конечно, я тоже не сидел сложа руки. Я уже нашел более верный способ убедить членов Клуба в том, что Август виновен…

— Но вы же не знали, что я найду труп Бернарда Эмери? — удивился Фрейд.

— Нет, — признал Герман. — Но этим вы также лишь ускорили ход вещей. — Он закончил затягивать жгуты и созерцал результаты своей работы. — Все это уже не имеет никакого значения. Сегодня я совершу трансмутацию. Красота и молодость Грейс потекут по моим жилам. Я стану наконец обладателем вечной жизни…

Фрейд вспомнил объяснения Гупнина о «панацее» алхимиков. Он отвел взгляд от лица Германа и посмотрел на перламутровые кубки и жгуты на руках Грейс.

— Рабочее помещение алхимика делится на две части, — объяснил Герман, проследив за взглядом психоаналитика. — Лабораторию, где с помощью тигелей и реторт проводятся опыты, и ораторию, где молят Бога о даровании просветления и приносят жертвы в виде священной пищи.

Герман показал на распростертое тело Грейс. Фрейд увидел, как в руке архитектора, рядом с обнаженным запястьем молодой женщины, сверкнуло лезвие ножа. Он все понял.

Герман собирался пролить кровь Грейс.

А затем выпить ее.

Фрейд заставил себя посмотреть на собственные колени, пытаясь абстрагироваться от ужаса происходящего. Нужно применить все свои знания, чтобы проникнуть в суть убийственной стратегии Германа.

Ритуал, который он собирался совершить, был вариантом упоминавшейся Юнгом мистической свадьбы и также имел сексуальную окраску. Герман полагал, что кровь обладала магическим могуществом и ассоциировалась с менструациями или потерей девственности.

Но был в обряде и первобытный, досексуальный смысл: церемония напоминала о тотемных празднествах некоторых древних племен. Герман собирался преисполниться жизненной энергии своей племянницы подобно каннибалам, съедавшим могущественного вождя деревни или вражеского племени.

Столь примитивный импульс, несомненно, исходил из самых истоков формирования его психического развития.

Из желания, которое все определило.

Из первоначального искушения.

Из той необычной страсти, которую Герман испытывал к своему брату, например. Тесное сообщничество, которое он хотел создать между собой и братом, нарушило появление Клуба. Любовь, вывернутая наизнанку, как перчатка, превратилась в ревность, а затем — в паранойю. «Я люблю тебя» превратилось в «Я тебя ненавижу», а потом в «Он преследует меня».