Кит Маккарти - Тихий сон смерти

— Есть что-нибудь?

— Не-а. — Судя по его тону, он с самого начала был уверен, что эти поиски — напрасная трата времени.

— А Розенталь?

Он улыбнулся Уортон, но его улыбка скорее походила на злобный оскал.

— Мимо.

Ничего другого Беверли и не ожидала. Не будь она готова к такому ответу, слова Лайма вывели бы ее из себя, а так она лишь мило улыбнулась и сказала:

— Если бы я думала, что действительно удастся что-нибудь накопать, ни за что бы не поручила эту работу такой свинячьей говешке, как ты.

Теперь у Беверли оставались в запасе две ниточки: «Уискотт-Олдрич» и часы Розенталя. Часами она решила заняться позднее, а пока поднесла к уху телефонную трубку, набрала номер и, поудобнее устроившись в кресле, принялась ждать ответа. Ждать пришлось недолго.

— Лукаса Хаммонда, пожалуйста, — произнесла она.

Лукас был ее давним другом. Очень давним, а потому проверенным.

— Да.

— Лукас? Привет, это Беверли.

Лукаса она не слышала уже давно, а не видела еще дольше, поэтому в голосе Беверли прозвучала едва уловимая ностальгическая нотка.

— Беверли? Привет! Как дела?

Его манеру говорить всегда отличала какая-то особенная мелодичная ритмика, будто каждым словом он старался приласкать и соблазнить собеседника. В Беверли голос Лукаса пробуждал и давние воспоминания, и нежные чувства. Она знала, что Лукас не мог не слышать о ее недавних злоключениях, но знала и то, что он был в числе тех немногих, кто от души ей сочувствовал. Если Уортон и была способна на искренние чувства, то лишь по отношению к Лукасу.

— Не так уж плохо, Люк. С переменным успехом.

Он тут же с сочувствием произнес:

— Н-да, наслышан… Мне правда очень жаль, что так случилось.

— А ты как, Люк? — спросила она. Ей не хотелось рассказывать о себе.

— Я? Отлично, все о'кей.

— По-прежнему ловишь мошенников? — На самом деле Беверли хотелось спросить его совсем о другом — она желала бы знать, продолжает ли он жить с женой, любит ли, как прежде, свою дочурку, остался ли верен привычке совершать налет на холодильник после занятий любовью. Но…

— А куда денешься? — Голос в трубке нельзя было назвать несчастным.

— Ты можешь сделать мне одолжение?

Вопрос Беверли вызвал у Люка легкую настороженность, которую он не смог скрыть.

— А именно?

— Я вышла на одну компанию, «Уискотт-Олдрич». Ты не мог бы разузнать о ней для меня? Ну, ты понимаешь: кто, что, где!..

Все тем же непринужденным, ленивым голосом Лукас поинтересовался:

— Это официально?

— Не совсем.

На несколько секунд он задумался, и для Беверли это явилось первым ощутимым признаком того, что он знал, насколько опасным могло стать общение с ней.

— На это уйдет день-другой, но не вижу причин, чтобы не помочь тебе.

— Отлично, — с облегчением произнесла она. — Ты очень меня обяжешь, Люк.

Он негромко рассмеялся в трубку:

— Ну и насколько?

В голове Беверли возник образ его твердого, гладкого, цвета черного дерева тела, и она улыбнулась:

— А насколько тебе хочется?

С очередного делового совещания она вышла как никогда опустошенная и умирающая от скуки. Повестка дня была неизменной: строительство и особенности руководства этим процессом. Выступавшие говорили одно и то же, причем говорили скучно, монотонно и подолгу. Все эти совещания и раньше нагоняли на нее тоску, но сегодня она с трудом заставила себя досидеть до конца. Однако все плохое — как, впрочем, и хорошее — рано или поздно кончается: сейчас она сидела в своем офисе, и перед ней лежала кипа бумаг по делу о растрате, возбужденному против некоего Седрика Годфри Кодмана. Бумаги безмолвно взывали к ее вниманию, но ни сил, ни желания что-то делать у нее не было. Елена пребывала в непривычном для себя состоянии — она испытывала слабость, ее подташнивало, а на глаза непроизвольно набегали слезы. Она и не подозревала, что может быть столько слез.

Аласдер ушел. Ушел внезапно и, она это чувствовала, навсегда. Ни записки, ни последнего «прости» — он просто исчез, и все.

Так с ней еще никто не поступал, и полная неожиданность происшедшего потрясла Елену. Сейчас она чувствовала, что снова мысленно возвращается в первые дни после смерти родителей, в то время, когда сводный брат Джереми остался для нее единственной надеждой и опорой и когда Беверли Уортон уничтожила и эту последнюю ниточку, связывавшую ее с жизнью.

Что произошло?

Она снова и снова прокручивала в голове события минувшей ночи, пытаясь найти хоть какое-то объяснение случившемуся. Как получилось, что, вернувшись из ванной, она вдруг увидела, что Аласдер исчез, оставив после себя теплую постель и легкий запах одеколона? Никаких, по крайней мере видимых, причин для такого поступка не было, в этом Елена была уверена. Она ничем его не обидела, в событиях прошедшей ночи не было ничего, что могло бы заставить его уйти. Аласдеру было хорошо с ней, в этом Елена ни секунды не сомневалась.