Штейн, который, видимо, только сейчас начал понимать, что же на самом деле произошло в тот день в лаборатории, проговорил:
— У меня не было ни малейшего представления, что там творилось. Я… — Он пожал плечами и улыбнулся. — Я ничего не видел, кроме работы.
— Вот тогда-то началось самое жуткое; я говорю жуткое, поскольку решил, что он вовсе не заслуживает Милли, у этого подонка нет даже права на жизнь. Что меня так взбесило? Тернер наговорил мне столько гадостей, в том числе и о моем происхождении. В общем, повел себя как самый настоящий расист. А тут еще Жан-Жак начал меня подначивать. Он тоже терпеть не мог Тернера, считал его высокомерной сволочью. Словом, атмосфера накалилась до предела, и тогда-то все и произошло. Я ничего не видел вокруг себя, мне просто хотелось убить этого гада. К этому моменту нас уже растащили по разным концам комнаты, и мы буквально озверели. Он повернулся, чтобы наброситься на меня, я схватил первый попавшийся мне под руку предмет и швырнул ему в голову. Это была водяная баня, полунаполненная. Если бы я попал в него, может, на этом все и закончилось бы. Но он успел уклониться, и на какой-то миг мне показалось, что он стоит и представляет, как ковыряется скальпелем в моих внутренних органах. Я так отчетливо себе это вообразил… Но тут баня разлетелась на куски, и все понеслось в тартарары. Раздался невероятный грохот. Баня влетела в вытяжной шкаф. Перебила все склянки, повсюду расплескалась вода. Капли попали на соединения электрических проводов. Что-то жутко зашипело, посыпались искры, шкаф наполнился паром или дымом, а потом послышался тихий хлопок и начался пожар. Только тогда я перевел взгляд на Тернера. Тот стоял с каменным лицом, словно получил удар обухом по голове. А когда вышел из оцепенения, принялся кричать. Он орал, как… Ни одного связного слова, даже ругательства. Просто истошный вопль. И вот наши взгляды встретились. В глазах Тернера я увидел такое… Описать это невозможно. Никогда в жизни я не видел такого лица. И таких глаз. В них был страх. Нечеловеческий страх.
Карлос в очередной раз прервал свой рассказ. Тогда за него продолжил Штейн:
— Огонь распространялся с невероятной быстротой. Здание лаборатории было деревянным и к тому же полуразвалившимся. Конечно, там имелись огнетушители, но почти все они не работали, а от исправных пользы было немногим больше. В общем, единственное, что нам оставалось, это выбежать на улицу. — Сказав это, Штейн опустил голову на грудь и глубоко задумался. — Тернер признался мне на следующий день. Карлос правильно заметил, он был смертельно напуган. Поначалу я все не мог понять почему. Верно, настроение у всех было препаршивейшее, но только Тернер пребывал в состоянии панического ужаса. — Старик перевел взгляд на Карлоса. — Помнишь?
Ариас-Стелла медленно наклонил голову, будто силясь вспомнить события того злосчастного дня. Штейн повторил свой вопрос:
— Он же был перепуган, разве не так? — и, обращаясь уже к Айзенменгеру и Елене, добавил: — Тогда он и признался, что работал над параллельным проектом. Он взял за основу Протей и красиво повернул его в другом направлении.
— Красиво?! — От негодования Карлос аж подскочил на месте.
Бочдалек, до этого не вступавший в разговор, неожиданно подал голос. Он задал вопрос совершенно невинным тоном, совсем как зритель в кинотеатре, интересующийся каким-то особенно занимательным трюком:
— А что это вообще такое, Протей?
Внезапно в разговор вмешался Розенталь:
— Тебе вовсе ни к чему это знать.
На что Бочдалек удивленно поднял глаза:
— Да неужели?
— Ты не должен знать больше, чем следует. Ты не забыл этого?
Бочдалек расплылся в улыбке и помахал револьвером.
— Насколько я понимаю, тот факт, что я знаю, что сегодня эти четверо умрут, для меня уже повод побеспокоиться о собственной безопасности.
Розенталь не счел нужным отвечать что-либо своему напарнику. Дескать, дело твое. Тогда Бочдалек повернулся к Штейну и громким шепотом произнес:
— Он любит меня.
— И вы действительно не имели никакого представления? — спросила Елена у Штейна.
— Нет. Наши научные интересы практически не пересекались. Я занимался системой культуры, Тернеру я поручил совершенствование самого Протея. А результаты, о которых он мне докладывал, оказались, как я потом понял, сфальсифицированными.
Карлос раздраженно прервал старика:
— Ну какое это теперь имеет значение? Тернеру пришлось сообщить нам, что Протей представляет собой нечто большее, чем просто очередную модель рака, и что из-за пожара все мы, возможно, стали носителями этого вируса. А то, что Протей безжалостный убийца, мы знали и без него.
Читать дальше