Джеффри Дивер - Собиратель костей

Купер вернулся к экрану компьютера и набрал еще какую-то команду:

— А вот с листом нам пока не везет, — огорчился он. — Не подходит ни к одному образцу, которые есть в «Смитсониане».

Райм уложил голову на подушку. Интересно, сколько времени у них еще имеется в распоряжении? Час? Два?

Луна. Грязь. Непонятная жидкость…

Он посмотрел на Амелию, которая сейчас стояла одна в сторонке, о чем-то раздумывая. Она опустила голову, и ее длинные волосы полностью, как шторы, закрыли лицо. По всему было видно, что она решает какую-то серьезную проблему. Сколько раз сам Линкольн стоял вот так же неподвижно, чтобы…

— Газета! — вдруг выкрикнула она, поднимая голову. — Где газета? — Ее глаза безумно обшаривали столы. — Где сегодняшняя газета?!

— Что случилось, Сакс? — заволновался Райм. Джерри Бэнкс протянул ей «Нью-Йорк Таймс». Она выхватила ее у него из рук и начала судорожно перелистывать.

— Эта жидкость… которой пропитали трусы, — обратилась она к Райму. — Не может быть просто морской водой?

— Морской водой?

Купер вернулся к таблице, которую начертил спектрограф:

— Ну, конечно же! Вода, хлорид натрия плюс всевозможные минералы. И нефть, и фосфаты. Это самая обыкновенная загрязненная вода из моря!

Она встретилась взглядом с Раймом, и они проговорили одновременно:

— Прилив!

Амелия отыскала страницу с прогнозом погоды и картой. Здесь же имелась и схема лунных фаз, такая же, как и в найденном обрывке. Сразу под ней находилась таблица с указанием времени приливов и отливов.

— Прилив начинается. Наивысшей точки он достигнет через сорок минут.

Райм поморщился. Никогда он еще не был так зол на себя:

— Он намеревается утопить свою жертву. А спрятал он ее где-то под пирсом в деловой части города. — Он безнадежно взглянул на карту Манхэттена, где на много миль тянулась береговая линия. — Сакс, тебе снова пора становиться водителем-гонщиком. Вы с Бэнксом поедете вдвоем в западном направлении. Лон, ты займешься востоком. А ты, Мел, в конце концов, определи мне этот проклятый лист!

Случайная волна окатила его поникшую голову.

Уильям Эверетт открыл глаза и фыркнул, когда вода попала ему в нос. Она казалась ледяной, и его больное сердце работало с перебоями, как будто пытаясь перекачать побольше теплой крови, чтобы согреть организм.

Он опять чуть не потерял сознание, совсем как в тот раз, когда этот ужасный тип сломал ему палец. Потом он снова пришел в себя, и его мысли обратились почему-то к покойной жене. Уильям вспомнила их совместные путешествия: они побывали в Гизе, Гватемале, Непале, Тегеране (как раз за неделю перед тем, как там было захвачено посольство).

Один раз, вылетая из Пекина самолетом китайских авиалиний, они едва не погибли, когда у лайнера отказал один из двигателей. Жена Уильяма Эвелин наклонилась, обхватив голову руками, и ей на глаза попался журнал, в одной из статей которого рассказывалось, что очень вредно пить горячий чай сразу же после обильной еды. Потом, сидя в сингапурском баре, они до слез хохотали, вспоминая этот случай.

Эверетт вдруг представил себе холодные глаза похитителя, его желтые зубы и руки в толстых перчатках.

Теперь, в этой холодной плещущейся могиле он чувствовал боль, которая прокатывалась по его руке, доходя почти что до челюсти.

Что это: сломанный палец дает о себе знать или признаки надвигающегося сердечного приступа?

А может быть, и то, и другое вместе.

Эверетт закрыл глаза и подождал, пока боль немного стихнет. Затем он огляделся и понял, что прикован прямо под гниющим пирсом. Деревянный выступ кренился в сторону пенящейся воды, до него оставалось каких-то шесть дюймов. В узкую щель были видны огоньки. Это светились фонари на лодках и окна в домах Джерси. Уровень воды доходил ему до шеи. И хотя настил пирса располагался в нескольких футах над его головой, наручники не позволяли ему перемещаться вверх по столбу.

Боль стрелой пронзила его руку, и Эверетт, взвыв, опустил голову в накатившуюся волну и тут же потерял сознание. Однако он тут же закашлялся, поперхнувшись соленой водой, и на этот раз пришел в себя достаточно быстро.

Затем появившаяся луна словно подтянула к себе морскую поверхность и с неожиданным всплеском импровизированная камера, в которой очутился Эверетт, оказалась отрезанной от реки. Вокруг потемнело. Теперь Уильям мог только слышать звуки стонущих волн и собственный тихий плач.

Он понимал, что он уже мертв, так как у него не было надежды удержать голову над уровнем все прибывающей воды. Старик закрыл глаза и прижался щекой к скользкой черной свае.