Джеффри Дивер - Пустой стул

Взяв чашку, Сакс вышла на улицу и нашла бочку с дождевой водой. Бочка была закрыта тонкой сеткой. Сняв сетку, молодая женщина зачерпнула воды и сделала глоток. Вода оказалась сладковатой на вкус. Сакс постояла, прислушиваясь к голосам ночных насекомых.

Или пока ты со своим другом, человеком в инвалидном кресле, о котором все говорят, не поможете переправить ее в такое место, где она будет в безопасности.

У нее в голове засела фраза: «человек в инвалидном кресле, человек в инвалидном кресле».

Сакс вернулась в трейлер. Поставив кружку, она окинула взглядом тесную гостиную.

— Гаррет, ты не сделаешь мне одно одолжение?

— Валяй.

— Ты мне доверяешь?

— Валяй.

— Сядь сюда.

С удивлением посмотрев на нее, мальчишка подошел к старому креслу, на который она указала. Взяв плетеное кресло, стоявшее у стены, молодая женщина поставила его напротив Гаррета.

— Гаррет, помнишь, что просил тебя сделать в тюрьме доктор Пенни? Про пустой стул?

— Разговаривать со стулом? — неуверенно взглянул на нее мальчишка. — Да, это игра, — кивнул он.

— Точно. Я хочу, чтобы ты ее повторил. Хорошо?

Помявшись, Гаррет вытер руки об штаны и, бросив на стул долгий взгляд, наконец сказал:

— Валяй.

Мысли Амелии Сакс постоянно возвращались к психологическому сеансу в комнате для допросов.

Не замеченная никем, молодая женщина внимательно наблюдала за Гарретом через однонаправленное зеркало. Она помнила, как психотерапевт пытался заставить мальчишку представить, что перед ним на пустом стуле находится Мери-Бет. Ей Гаррет ничего не хотел сказать, но в то же время не вызывало сомнения, что перед кем-то он хочет выговориться. Сакс видела это по выражению его лица — тоскливому, разочарованному, но в то же время с примесью злости, — появлявшемуся тогда, когда доктор Пенни переводил разговор на Мери-Бет.

О, Райм, ты принимаешь только бесстрастные неоспоримые улики. Для тебя не имеют никакого значения такие мелочи, как слова, тон, слезы, взгляд. Но ведь не всё, что нам рассказывают, ложь. Я склонна поверить Гаррету, а не уликам.

— Посмотри на это кресло, — сказала Сакс. — Кого бы ты хотел представить сидящим в нем?

— Не знаю, — покачал головой Гаррет.

Она пододвинула плетеное кресло ближе к нему. Улыбнулась.

— Скажи, не бойся. Девушку? Своего одноклассника?

Мальчишка снова покачал головой.

— Ну же, расскажи.

— Не знаю… Может быть… — Помолчав, Гаррет вдруг выпалил: — Может быть, своего отца.

Сакс с раздражением вспомнила холодный взгляд и грубые манеры Хэла Бэббеджа. Наверное, у Гаррета есть много чего сказать ему.

— Одного отца? Или их обоих с миссис Бэббедж?

— Нет-нет, не его. Моего родного отца.

— Родного отца?

Гаррет возбужденно кивнул, щелкая ногтями. Было видно, как он нервничает.

Усики насекомых выдают их настроение…

Взглянув на лицо Гаррета, отражающее борьбу противоречивых чувств, Сакс вдруг с ужасом осознала, что не имеет понятия о том, что делает. Опытный психолог знает, как направлять, как помогать своему пациенту. А вдруг состояние Гаррета станет еще хуже? Что если она подтолкнет его перейти какую-то границу, после чего мальчишка перестанет отвечать за свои действия, и это плохо кончится для него или для кого-то еще? И все же Сакс решила идти до конца. Это ей досталось от отца — вместе с любовью к машинам, любовью к своей работе в полиции и нетерпением к глупости Сакс унаследовала от него талант психолога.

Линкольн Райм всячески боролся с этим стремлением быть ближе к людям, предрекая, что это неизбежно приведет к провалу. Но, несмотря на то что Райм неизменно превозносил талант Амелии Сакс как научного криминалиста, в сердце своем она оставалась тем, чем был ее отец, — полицейским с улицы.

Амелия Сакс была уверена в том, что лучшие улики находятся в сердце человека.

Гаррет метнул взгляд на окно, где в грязное стекло с самоубийственным упорством колотились мошки.

— Как звали твоего отца? — мягко спросила Сакс.

— Стюарт. Стю.

— А ты как его звал?

— В основном «папа». Иногда «сэр». — Гаррет грустно улыбнулся. — Когда я что-то делал не так и — ну, хотел вести себя получше.

— Вы с ним ладили?

— Лучше, чем большинство моих друзей со своими отцами. Одних пороли, на других постоянно кричали. Знаешь, вроде: «Где ты так долго шлялся?», «Когда ты наведешь у себя в комнате порядок?», «Почему ты не выучил уроки?». Но на меня папа никогда не повышал голос. До тех пор, пока…