— Ну, Вова… — потягиваясь на сбитой простыне, промурлыкала девушка. — Ты же у меня умный. Подмылься… Схитри, у тебя же есть подход к женщинам.
— Ты хочешь, чтобы я стал подхалимом?
— Нет, лучше будь дипломатом.
— Вот этим дипломатом, — застегивая ремень, проворчал Васильев и покосился на кейс, лежавший на стуле, — она меня и огреет. Причем по самому больному месту, — он прошелся ладонью по волосам, проверяя прическу.
Она рассмеялась, потянулась к нему, прикрывая простынкой обнаженное тело.
— У тебя все получится. Зато представь, дней через десять вместо пыльной Москвы мы будем в райском уголке нежиться на песчаном пляже. Тропики, солнце, чайки, парусник в дымке, пальмы.
— Представляю. Баунти. — Покорно вздохнул Васильев, заключая ее в свои объятия. — Только для начала мне придется пройти семь кругов ада.
Ванессу Яновну Меньжуйскую, директрису университета, побаивались многие, и преподаватель кафедры общественных наук Васильев не был исключением. Она относилась к тому типу русских женщин, что «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», была высока ростом и по-мужицки широка в плечах, сродни тем путевым дамам, что сутками что-то долбят ломами на железнодорожных путях, имела голос низкий и густой, и непререкаемый тон. О чем-то спорить с ней было делом сложным и в девяноста случаях из ста бесполезным. Ванесса Яновна молча выслушивала доводы, а затем со всей прямотой высказывала свое мнение, причем если это происходило на общем собрании в актовом зале, техник старался незаметно отключить микрофон, чтобы не оглушать собравшихся пропущенным через мощные усилители и без того не слабым голосом; если же дело происходило в ее директорском кабинете, оппонент начинал забывать, зачем явился, и у него возникало непреодолимое желание провалиться сквозь землю или покинуть как можно быстрее помещение.
Предстоящий разговор Васильев мысленно проигрывал в голове по дороге в университет. Как не крути, без скандала дело не обойдется. Слыханное ли дело — отпуск в августе, когда на носу вступительные экзамены…
Прежде чем постучать в кабинет, он унял гулко заколотившееся сердце, заранее достал из кейса распечатанное на принтере заявление и, услышав из-за дверь начальственное: «Входите», с внутренней дрожью переступил порог.
Меньжуйская разбиралась с бумагами. Оторвавшись от важного занятия, она уперла на него внимательный взгляд из-под очков.
— Слушаю вас, Владимир Петрович.
— Вот… — промямлил Васильев и, отчего-то краснея, протянул директрисе заявление.
Она взять его не спешила. Васильев чувствовал себя совершенно идиотски, и листок к протянутой руке начал предательски подрагивать.
— Что это?
— Заявление… на отпуск…
В глазах ее читалось искреннее недоумение. У Васильева вдруг вспотели ладони, как у провинившегося школьника на педсовете.
— Я вас не понимаю, Владимир Петрович, — строго поджав накрашенные губы, сказала она. — Не далее как в июне я предлагала вам отдохнуть, но вы категорически отказались.
— Обстоятельства… — вымученно улыбнулся он.
— Что это за обстоятельства такие? Не мне вам напоминать, когда начинаются экзамены. Осталось ведь меньше недели. А ваш предмет один из основных.
— Ванесса Яновна, я работаю у вас уже четыре года, и всегда шел коллективу навстречу. В отпуск уходил, когда требовалось не мне, а университету. Я ни разу не был на больничном, у меня нет прогулов…
— Еще бы не хватало!.. — повысила голос Меньжуйская.
— Теперь у меня наметились изменения в личной жизни, и отпуск мне необходим именно сейчас, а не раньше и не позже!
— Жениться, никак, собрались? — потеплела она.
— Да вроде…
— Поздравляю, — одобрила директриса, и тут же загасила его вспыхнувшую было надежду. — Но помочь ничем не могу. Только после экзаменов. Ведь вас даже заменить некому.
— Как некому?! — едва не вскричал он. — А Желябовская?.. — имея в виду заведующую кафедрой.
— Вы же знаете ее положение. Одна воспитывает внука, у ребенка что-то с пищеварением, и она увезла его на курорт в Минеральные воды.
— Ей вы, значит, пошли на встречу!
— Вот что, Владимир Петрович. Давайте прекратим бессмысленную перепалку. Идите работать!
Он стоял, абсолютно раздавленный, зная, что если выйдет сейчас из кабинета, вторично на конфронтацию с Меньжуйской может не хватить духа. Надо было принимать решение. Или сейчас, или никогда.
— Тогда, — траурно зазвеневшим голосом пообещал он, — я положу вам на стол другое заявление. По собственному желанию!
Читать дальше