Виктор Каннинг - Дерево дракона

Матрос усмехнулся:

– Ишь ты, язык-то как заплетается. Да ты и за три дня это слово не выговоришь.

Эндрюс попытался было встать на ноги, но Гроган удержал его.

– Сиди. Лучше я, – сказал он другу.

Но прежде чем он успел подняться, матроса уже и след простыл, что было с его стороны весьма предусмотрительно. И, чтобы утешиться, приятели налили себе еще по стаканчику бренди.

Через час после наступления темноты Миетус и его группа покинули свое укрытие. Выстроившись цепочкой по одному, они двигались в сторону Форт-Себастьяна. На вершине гребня, спускавшегося к морю, они остановились.

Сифаль молча отстегнул радиопередатчик и установил его среди камней. Остальные бесшумно растворились в темноте, образовав вокруг него невидимый заслон. Спустя час группа уже расположилась на вершине небольшого плато, выходившего на Мору.

В деревушке и в форте кое-где горел свет, на воде колыхались огни стоявшего в гавани «Дануна». Душная, безветренная ночь дышала жаром земли. Далеко на севере пробивался сквозь ночную мглу слабый свет сан-бородонского маяка. В это время года поздно темнело, рано светало. Сейчас уже перевалило за одиннадцать.

– Прием прошел нормально. Завтра в десять утра Макс будет ждать нас у побережья Ардино, – сообщил Сифаль. Он говорил по-немецки нараспев, с забавным восточным акцентом, к которому Миетус до сих пор никак не мог привыкнуть. Временами слова сливались в один неразборчивый звук, и лишь немного погодя можно было разобрать, что Сифаль говорит по-немецки.

– Хорошо, – заключил Миетус. Все молча ждали, что он скажет. Он давно привык к этому – менялись задания, менялись люди, но все они всегда затаив дыхание ждали, что скажет он. Эта молчаливая готовность доставляла истинное удовольствие, хотя он был достаточно умен, чтобы понимать, что королевство, в котором он царит, всего лишь жалкое подобие настоящей власти. Но он нес этот венец с достоинством, так как знал, что это его единственные владения. Он всегда с нетерпением ждал того момента, когда будет шагать, как вожак во главе волчьей стаи, и всякий раз другой, давно умерший Миетус ждал этого момента вместе с ним. За долгие годы безо всякого сожаления и горечи, даже с какой-то трепетной радостью он научился доставлять удовольствие умершему Миетусу. Если бы тогда, много лет назад, грохочущая громадина не придавила его, то сейчас он мог бы уже занимать солидный пост и иметь кучу помощников… Закрыв глаза, он представил себя преуспевающим архитектором где-нибудь в Гамбурге или Дюссельдорфе, отчетливо увидел свою жену, роскошную блондинку с античным мраморным лбом и вьющимися белокурыми локонами…, детишек, весело играющих в их квартире в одном из престижных кварталов. Эти фантазии, исполненные печального тевтонского романтизма, рождали в нем ощущение героического пафоса, и он говорил себе: «Я дерево, не дающее ростков. Я Вальтер Миетус, жалкое, искалеченное войной существо». При этой мысли он неизменно улыбался, так как ощущение собственной ничтожности и безнадежности поднимало в его душе волну яростной горечи, способную сокрушить все на своем пути.

Наконец он заговорил. В голосе его звучали отцовские нотки, словно он и вправду испытывал отцовские чувства к находящимся рядом с ним людям, однако они не обольщались на этот счет, ибо очень хорошо знали, что эта нежная теплота вызвана не любовью к ним, а сочувствием к себе. Он очень беспокоился, чтобы эту картину не нарушило малейшее недопонимание или сомнение, и, случись подобное, гневу его не было бы предела.

– Восход солнца в пять пятнадцать, – сказал он. – Мы должны быть внутри в четыре сорок пять. Отсюда выйдем ровно в четыре. Движемся цепью, по одному, интервал три ярда. Лоренцен и Сифаль возьмут на себя часовых в сторожевой будке. Стрелять только в случае крайней необходимости.

Действовать ножом. Плевски и Роупер сразу прямиком в казарму. Первым делом завладеете оружием. Сифаль и Лоренцен приведут туда часовых из будки и запрут их с остальными.

После захвата казармы Плевски и Роупер берут на себя повара и сержанта. Оба занимают комнаты рядом с кухней. Если те поднимут тревогу и успеют выскочить из своих комнат до захвата казармы, стреляйте из автоматов на поражение. Потом Роупер и Плевски берут на себя лестницу, ведущую в комнаты офицеров. Я тем временем нейтрализую часового в Колокольной башне и выпускаю полковника Моци и остальных.

Постараюсь убрать часового тихо. Если не удастся, буду стрелять. Мой выстрел – первый сигнал тревоги…