Виктор Каннинг - Клетка

– Может, приготовить вам кофе? – нерешительно предложила она. – Или чего-нибудь покрепче?

В ответ он улыбнулся, растянув толстые губы, громко вздохнул, надул их и сказал: «Спасибо, сестричка, не надо. Я в порядке. Правда-правда».

Сара вернулась к себе. Соловей еще пел, но теперь его серенаде раздраженно вторил, словно жалуясь на что-то, филин. Сара улеглась на высокие подушки. Во тьме, в которой сливались море, земля и небо, ее обожгла такая сильная жажда жизни, что Сара закричала, завопила так же, как Ричард. И тогда уже он пришел к ней. В эту ночь он познал ужас и рассеять его помогла Сара. А теперь он сам ей должен помочь. Так уж сложились их судьбы, так уж им было на роду написано. И они это признали не вдруг. Сара давно чувствовала, что все предопределено. И неважно, кто свел ее с Ричардом, – Бог или дьявол. Ричард принадлежал ей и имел право требовать от нее все, что угодно. Такова плата за спасение от смерти, и это так же верно, как и то, что Саре будет свыше указано, как служить Ричарду и любить его. Она лежала в постели и слезы сверкали в глазах, и тело трепетало от волнения.

Когда Сара проснулась, увидела рассветное небо, услышала похотливый крик петуха, увивавшегося за курами, оказалось, ночью ей было дано первое знамение того, что она совершенно свободна служить Ричарду и любить его, не оглядываясь на прошлое.

Близился полдень, Ричард Фарли отправился к Герману. Врач жил приблизительно в миле от виллы Холдернов в доме на пологом холме, заросшем пробковыми дубами. Ричард выбрал тропинку в стороне от шоссе и двинулся в путь, насвистывая. Сара осталась у себя – решила переделать одно из купленных вчера платьев. В небе не было ни облачка, с Мончикских холмов дул прохладный северо-западный ветер. Цвел люпин, пестрели там и сям трехцветные вьюнки. В траве вдоль тропинки виднелись первые лиловые орхидеи. Раз дорогу переполз уж – черная чешуя сверкнула на солнце, желтое пятнышко на голове показалось золотым. Вскоре Ричарду встретилась женщина верхом на муле – она ехала, свесив ноги в одну сторону, – одарила широкой приветственной улыбкой, озарившей ее серое и морщинистое лицо. Восемь лет назад он жил дальше от моря и знал в округе почти всех. У небольшой хижины Ричард остановился и поговорил с другой женщиной, с непропорционально маленьким лицом – та несла на голове пластиковую флягу с водой. Издалека пахнуло свежеиспеченным хлебом.

Герман окучивал молодую кукурузу, положив на перевернутое ведро магнитофон с записями испанской гитары.

– Молодец, что зашел, – сказал он. – Пойдем выпьем.

Герман усадил гостя под бамбуковым навесом, принес кувшин белого вина и тарелку черных маслин. Наполнил стаканы и спросил: «Что это тебя ко мне занесло?»

– Просто решил прогуляться.

Герман дернул себя за длинный ус и улыбнулся: «А наша монахиня – она, верно, прогуляться не захотела?»

– Нет. Перешивает новое платье.

– Марсокс заходил. Сказал, ты с ней в город ездил. – Герман запустил маслиновой косточкой в ящерку, и та поспешила в заросли рододендрона. – Ты, конечно, одолжил ей денег?

– Ничего не поделаешь… Своих у нее нет.

– Замечательные слова. Знаешь, какая женщина тебе нужна? Та, что возьмет тебя в оборот и возродит твой иссякающий банковский счет. Я ведь прав, а?

Фарли кивнул и улыбнулся: «Ты, Герман, всегда прав. Честно говоря, я и пришел к тебе сказать, насколько ты оказался прав. У нее вчера ночью начались месячные. Ее беременность – самообман. Ты как в воду глядел».

– Она сама сказала?

– Когда я принес ей завтрак. И глазом не моргнула. Выложила и все. Сидела такая голубоглазая, светловолосая, как подстриженная Мадонна.

– Что ж, отлично. – Герман пожал плечами. – И ничего удивительного. На свете немало наивных девушек, которые считают, что забеременеют, едва мужчина их поцелует. Итак, теперь ей не о чем беспокоиться, можно путешествовать свободно… без постыдного багажа.

– Ты ее невзлюбил, верно?

– Дело не в этом. Есть у меня на ее счет одно странное ощущение. Боюсь, что она погубит тебя. Колдунья.

– Ты принял сторону Марии, – усмехнулся Фарли.

– Нет. Но ощущение остается. Мое заветное желание – посмотреть, как ты вежливо прощаешься с этой женщиной навсегда. Или, еще лучше, женишься. На другой.

– Такая мысль мне и в голову не приходила.

– В том-то и беда. Сара должна питать к тебе совсем особые чувства – ты же спас ее. Дело было бы проще, если бы она, скажем, просто свалилась за борт корабля. Сказала бы тебе спасибо – и все. Но эта женщина, видимо, старается восполнить тобою то, что так долго отрицала. Восемь лет она была монахиней и о близости с мужчиной даже думать не смела. А потом – из-за какого-нибудь совершенно невинного случая – вообразила себя беременной. Даже тело свое заставила на время этому поверить и убедила себя, будто сохранить честь или что там еще, можно только покончив с собой. Но в решающий миг здравый смысл восторжествовал – она поняла, что хочет жить. А жизнь ей сохранил именно ты… вытащил ее из пучины. Теперь ей есть за что ухватиться. Есть опора… есть человек, которому, по ее убеждению, она нужна.