Виктор Каннинг - Клетка

– Да, но не более. Об отце – ни слова. И знаете, я совсем не в обиде на него. Вы правильно сделали. Как вы узнали, из какого я монастыря? Ах да, я же сама рассказала вчера. С кем вы говорили?

– По-моему, с привратницей. Заставил ее все записать, а потом перечесть мне. Сказал, с вами все хорошо, вы в безопасности и прочее. Где вы, не сообщил, однако пообещал, что сегодня вы сами им позвоните. Вы не против?

Сара опустила голову. Ричард был ей никто, однако спас, приютил, успокоил, и так по-доброму, по-человечески, что благодарность просто переполнила ее. Она подняла глаза, улыбнулась: "Я, конечно, не против и просто не знаю, как выразить… "

– И не надо, – оборвал Ричард. – Ну, ешьте, ешьте, – сказал он и быстро вышел. Но с лестницы крикнул: «Когда пойдете в туалет, не пугайтесь шума бачка. Если повезет, я сумею починить его до приезда Холдернов».

Но Сара его уже не слушала. Тепло его чувств окутало ее, словно шуба. Глаза наполнились слезами. Сара схватилась за ручки подноса, чтобы унять дрожь во всем теле.

Герман Рагге появился ближе к полудню, поднялся осмотреть Сару к ней в спальню. Фарли ушел в сад, включил поливальник и вновь принялся красить бассейн. Окно в комнате Сары было закрыто. Мария вышла во двор развесить на веревке между деревьями выстиранное белье. Он слышал, как она толковала с курами и козами на привязи, перед которыми благоговели Холдерны. Потом подошла к бассейну, остановилась на пороге и, уперев пустую бельевую корзину в бедро, взглянула на Фарли сверху вниз – пожилая женщина с потемневшим лицом, изборожденным морщинами, словно грецкий орех; в черной юбке и такого же цвета вязаной шали поверх белой кофты, в мужской фетровой шляпе, из-под которой выбивались седые волосы. Фарли разговаривал с ней в основном лишь о хозяйственных делах, но время от времени она бывала обезоруживающе прямой и проницательной.

И вот теперь Мария произнесла почти раздраженно: «Сеньор Фарли, эта женщина вышла из моря. И ей нельзя быть в нашем доме. Она вас погубит».

– Откуда ты знаешь, что она вышла из моря?

Мария кивнула в сторону бельевой веревки: «Я выстирала ее рубашку. Она была жесткая от морской соли. И где ее остальная одежда? Ведь она ходит в платье хозяйки. Когда утром я вошла к ней убрать постель, она поздоровалась и тут же отвернулась, но я-то успела заглянуть ей в глаза!»

– Ей просто было неловко перед тобой.

– Нет. Когда у вас был ресторан, вы дали моему мужу работу, и я скажу правду. Она ведьма. Она вас погубит. – Мария воспользовалась словом «bruxa» – ведьма, колдунья – и Ричард Фарли улыбнулся. Ведь муж Марии точно так же называл ее саму. «Неужели, – подумал Ричард, подавив улыбку, – она ревнует Сару?» И сказал: «Мария, эта женщина попала в беду. Больше ничего добавить не могу. Я поступил так, как и всякий бы на моем месте».

– Вечно вы делаете больше, чем положено. – Она покачала головой. – Отправьте ее отсюда. Иначе вам несдобровать. Вот я вернусь домой и все узнаю точно.

– Как? По картам?

– Это мое дело. Может, расскажу вам, а может, и нет. Так или иначе ей лучше уйти. – Она задиристо тряхнула головой и скрылась в доме.

Ричард вернулся к работе, тихонько засвистел, размышляя о муже Марии, Цезаре – у того левая рука была сухая. Время от времени Цезарь прикладывался к бутылке и по-стариковски заглядывался на молоденьких девушек. У него в ресторане он работал или при кухне, или за стойкой, что давало ему возможность удовлетворить обе эти прихоти. К тому же одной рукой он умудрялся делать больше, чем большинство мужчин – двумя.

Наконец из дома вышел Герман. Ричард принес пиво, они уселись в тени отцветшего багряника.

– Ну, что с ней?

– Не знаю. Она меня озадачивает.

– То есть?

– Ведет себя в общем-то послушно. Но иметь дело со мною не хочет. От потрясения она уже оправилась, решила сказать мне спасибо и отправить восвояси до того, как я ее осмотрю.

– Почему? – Фарли начал не спеша набивать трубку.

– Ты же говорил, будто она считает себя беременной. Между тем она долго была в воде, чуть не утонула. А это может прервать беременность. Но она заявила, что чувствует себя хорошо и ни о чем не волнуется. По тому, как она вела себя, я понял – меньше всего она желает, чтобы я по-настоящему ее осмотрел. Посему… я просто измерил у нее температуру, пульс – вот и все. Она здорова. – Герман улыбнулся и отхлебнул пива. – Я думаю, она боится меня как врача – опасается, что если я осмотрю ее, выявится нечто, для нее нежелательное.