Джеффри Дивер - Холодная луна

— Подметал?

— Я вижу следы метелки. Убийца как будто разбросал здесь несколько горстей какого-то песка, а затем все за собой подмел… Хотя, возможно, это сделал не он. На месте первого преступления, на пирсе, ничего подобного не было.

— А на самой жертве или на брусе есть песок?

— Не знаю… Подожди-ка. Да, есть.

— Значит, он посыпал песком место после совершения преступления, — заключил Райм. — Вероятно, мы имеем дело с каким-то маскирующим веществом.

Аккуратные преступники используют порошок или какой-нибудь гранулированный материал — песок, наполнитель для кошачьего туалета или даже муку — и посыпают им землю после совершения преступления. Затем сметают порошок или убирают его с помощью пылесоса, уничтожая вместе с ним большую часть следов.

— Но зачем ему понадобились подобные сложности? — спросил Райм.

Сакс молча смотрела на тело и на булыжную мостовую.

«Я — это он… Зачем я стала бы подметать?»

Преступники часто стирают отпечатки пальцев и забирают с собой явные улики, но очень редко кто из них идет на подобные ухищрения и пользуется маскирующим реагентом. Амелия закрыла глаза и попыталась представить себя стоящей над молодым человеком, который из последних сил пытается удержать металлический брус. Вообразить себя в подобной ситуации стоило ей немалого труда.

— Может быть, он просто что-то просыпал.

— Маловероятно, — возразил Райм. — Подобные люди не бывают настолько беспечными.

Она согласилась. И продолжала размышлять: «Я, конечно, очень внимательна. Но почему бы я стала подметать? Я — это он…»

— Почему? — прошептал Райм.

— Он…

— Не он, — поправил ее криминалист. — Ты — это он, Сакс. Помни!

— Я предельно педантична. Мне хочется избавиться практически от всех следов.

— Верно, но все, чего ты добьешься, подметая за собой, — заметил Райм, — сводится на нет, поскольку из-за твоего педантизма придется задержаться на месте преступления. Думаю, здесь должна быть какая-то другая причина.

Амелия пытается еще глубже погрузиться в сознание убийцы. Она поднимает брус, вкладывает веревку в руки жертвы, смотрит на его перекошенное лицо, вылезающие из орбит глаза.

«Я ставлю часы рядом с его головой. Они тикают, тикают… Я наблюдаю за тем, как он умирает. Я не оставляю никаких следов, я подметаю…»

— Думай, Сакс. Что он замышляет?

«Я — это он…»

И тут она говорит:

— Я возвращаюсь, Райм.

— Что?

— Я возвращаюсь на место преступления. Я хочу сказать, убийца возвращается. Поэтому он и подметал. Потому что не желал оставлять ни малейших следов, которые могли бы дать нам возможность представить, как он выглядит: никаких волос, следов обуви, даже грязи с подошв. И преступник вовсе не боится того, что мы воспользуемся этим, чтобы выследить его, и застанем его врасплох у него в укрытии. Он слишком хитер, чтобы оставлять подобные следы! Нет, он боится, что мы найдем нечто, что поможет нам узнать его, когда он вернется.

— Да, возможно, что и так. Может быть, он получает эротическое удовольствие от наблюдения за тем, как люди умирают, и за тем, как работают полицейские. А может, хочет узнать, кто за ним охотится… Чтобы начать свою собственную охоту.

Амелия почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок страха. Она оглянулась по сторонам. Как обычно, на противоположной стороне улицы стояла небольшая толпа зевак. Возможно, там, среди них, находится и убийца, который внимательно следит за ней.

Тут снова послышался голос Райма:

— А может быть, он уже возвращался. Приезжал сегодня рано утром, чтобы удостовериться, что его жертва мертва. Следовательно…

— …он мог оставить следы в каком-то другом месте. На тротуаре, на улице.

— Совершенно верно.

Амелия нырнула под ленту, ограждавшую место преступления, и оглядела улицу. Затем тротуар перед зданием. В глаза бросились полдюжины следов от обуви на снегу. Она не могла с уверенностью сказать, что какие-то из них принадлежат Часовщику, но некоторые — оставленные зимними сапогами на толстой подошве — явно свидетельствовали, что кто-то, скорее всего мужчина, стоял в течение нескольких минут у входа в переулок, переминаясь с ноги на ногу. Амелия оглянулась по сторонам и решила, что ни у кого не могло быть особых причин для того, чтобы проводить там много времени. У входа в переулок нет ни телефонных автоматов, ни почтовых ящиков, ни окон.

— Какие-то не совсем обычные следы от зимней обуви у входа в переулок, у поворота на Сидар-стрит, — сообщила она Райму. — Довольно большие. — Она обыскала и этот участок, покопалась в снежном отвале. — Кажется, что-то нашла.