Ной Чарни - Двойная рокировка

— Так что там? — наклонилась вперед Элизабет.

Барни улыбнулся:

— Все были так заняты живописью, что никто не догадался посмотреть на обратную сторону. Не разглядели леса за деревьями. Вот видите?

Перевернув картину, он указал на белую этикетку с надписью «Кристи», лот № 34.

— Разрази меня гром… — прошептала Элизабет.

— Это картина, пропавшая из квартиры того американца, Грейсона.

Гарри вскочил, смахнув сахар себе на брюки.

— Кирсти! — позвал он своего секретаря. — Соедините меня с «Кристи». Немедленно.

— Самое смешное, что он тебе еще заплатил за все это, — прошептала Даниэла на ухо Габриэлю.

И только потом заметила вежливо улыбающегося официанта с карандашом в руке.

— Нам, пожалуйста, курицу с трюфелями, — заказал Коффин.

— Отличный выбор, сэр, — отозвался официант, одобрительно кивнув.

— Такого божественного блюда я не встречал больше нигде. Даже язык не поворачивается назвать это курицей. Все равно что обозвать «Давида» Микеланджело куском камня.

Официант с улыбкой удалился.

— С днем рождения, любовь моя, — промурлыкала Даниэла. — Сорок лет, расцвет молодости…

Ресторан «Плющ», один из самых изысканных в мире, полнился гулом голосов. После девяти вечера там всегда было многолюдно. Ночь пыталась заглянуть через витражные окна в многогранное пространство зала, казалось, отрезанное от всего остального мира, что позволяло знаменитостям расслабиться и забыть о камерах, а их поклонникам из числа простых смертных почувствовать себя патрициями.

Бросив взгляд на красивую женщину, сидевшую рядом с ним за столом, Коффин подумал, что ее волосы цветом напоминают листья клена, освещенные закатным солнцем. На Даниэле было черное платье на тонких бретельках, покрытую нежным загаром шею украшало новое сапфировое колье. Коффин всегда восхищался изяществом ее ключиц, их плавным изгибом, столь соблазнительным у представительниц прекрасного пола.

— Но не стоит забывать о кризисе среднего возраста, — улыбнулся Габриэль. — Самый лучший подарок на день рождения — это ты.

Ему особенно нравилось маленькое пятнышко над верхней губой Даниэлы, различимое только с близкого расстояния. Наклонившись, он нежно коснулся его губами.

Официант принес шампанское и стал разливать его в узкие высокие бокалы, останавливаясь точно в тот момент, когда пена достигала их края.

Подняв бокал, Коффин встретился глазами со своей темнокудрой дамой.

— Поздравляю, Даниэла. Теперь ты наконец свободна и вновь в объятиях своего возлюбленного. Что же ты намерена делать дальше?

Валломброзо робко улыбнулась.

— Нет, кроме этого, — усмехнулся Габриэль.

— Я думала только о мести. Но благодаря тебе… Должна сказать, ты просто гений.

— Я скучал по тебе больше, чем мог предположить. Без тебя я… У меня мозги как решето. Но крупные предметы там всегда задерживаются.

— Значит, я предмет?

— Ты моя королева, — сказал Габриэль, пригубив шампанское.

— Это что, еще одна шахматная аналогия? Последний раз, когда мы беседовали, ты что-то говорил о ходе конем.

— Боюсь, это действительно так. Мой психоаналитик считает, что я никогда не смогу забыть тот шахматный проигрыш и подавить в себе желание осуществить мечты моих родителей о шахматной карьере сына.

— Но ведь тебе было всего десять лет?

— Да. Мои лучшие годы уже позади. Теперь я предпочитаю играть в нарды. Я никогда не доверял психоаналитикам, но тем не менее регулярно к ним хожу.

— К сожалению, они часто оказываются правы, — поддразнила его Даниэла. — Они, вероятно, отметили бы тот факт, что твои родители погибли на тридцать четвертую годовщину своей свадьбы, когда тебе было тридцать четыре года, причем эта трагедия произошла третьего апреля, который, как известно, является четвертым месяцем в году, между тремя и четырьмя часами дня.

— Ну зачем ты… разве мы не можем просто… — произнес Коффин сквозь зубы.

Даниэла прикрыла его руку своей.

— Прости, Габриэль. Зря ты так… Я просто хочу тебе помочь, потому что люблю тебя.

Коффин вымученно улыбнулся:

— Ты, конечно, права насчет… И к тому же тебе сейчас именно столько лет, если мне не изменяет память. Совпадения никогда не бывают случайными.

— Да, если только они происходят.

Коффин замолчал. Даниэла посмотрела на зал, обитый зеленым плюшем, потом перевела взгляд на своего спутника, стараясь не встречаться с ним глазами.

— Мне всегда казалось, что математики и шахматисты как-то особенно устроены, — сказала она, стрельнув глазами в сторону официанта, подкатившего к их столику свою тележку.