Детектив немедленно схватил мобильный телефон и набрал номер Хэллидея. После четвертого звонка безликий голос автоматического оператора сообщил, что абонент временно недоступен. Позвонив Джимми домой, он полминуты слушал гудки и уже был готов повесить трубку, чтобы затем позвонить кому-нибудь другому — Вальпараисо или Ли, — когда ему вдруг ответили. Это был тоненький детский голосок:
— Алло!
— Говорит Джон Бэррон. Твой папа дома?
— Моего братишку тошнит, и они с мамой у него в комнате.
— Ты не мог бы попросить его подойти к телефону? Скажи ему, что это очень важно.
Раздался стук — ребенок, видимо, положил трубку на стол, — а затем в отдалении послышались неразборчивые голоса. Наконец трубку взял Джимми.
— Слушаю.
— Это Джон. Извини, что пришлось тебя побеспокоить, но… мне звонил Реймонд.
— Что?!
— Он оставил послание на моем автоответчике.
— Что он сказал?
— Сказал, что хочет поговорить со мной сегодня вечером. Сказал, что перезвонит.
— Откуда у него твой номер?
— Понятия не имею.
— Ты один?
— Да, а что?
— Если он ухитрился получить твой телефонный номер, он может узнать и твой адрес.
Бэррон огляделся и посмотрел на темный дверной проем, что вел в глубь дома. Его рука непроизвольным движением прикоснулась к кольту на поясе.
— Вроде все в порядке.
— Мы поставим твой телефон на прослушку. Если он снова позвонит, постарайся держать его на линии как можно дольше. Он сам загонит себя в угол. Я пошлю к твоему дому дежурный наряд. Они подстрахуют тебя, если он вдруг заявится.
— Хорошо.
— Он, сволочь, умный и вполне может на такое решиться, чтобы еще раз макнуть нас в дерьмо.
— Как твой сын?
— Нянька накормила его пиццей, не знаю, сколько он съел, но сейчас его выворачивает наизнанку. Последние десять минут я только и делаю, что держу его над унитазом.
— Ну ладно, иди занимайся с ним дальше. Спасибо.
— Ты-то как? — В голосе Хэллидея слышалось неподдельное сочувствие.
— Все тело болит.
— Рыжий был лучшим другом Полчака.
— Я знаю.
— Поглядим, что принесет нам ночь. Я оставлю включенными и рацию, и сотовый, а ты пока поспи хоть немного.
— Да, попробую. Еще раз спасибо.
Бэррон повесил трубку и некоторое время смотрел на телефон. Его рука потянулась к кнопке автоответчика, чтобы еще раз прослушать сообщение, оставленное Реймондом, как вдруг он услышал этот звук. Слабый, но достаточно отчетливый, он раздался именно оттуда — из темного прямоугольника дверного проема. Дом построили еще в двадцатые годы и с тех пор не раз перестраивали, но полы остались прежние, и старые дубовые половицы нещадно скрипели.
Скрип!
Затем звук повторился, причем громче. Казалось, что кто-то медленно приближается к кухне, в которой стоял Бэррон. Он бесшумно вынул кольт из кобуры, скользнул к дверному проему и встал рядом с ним, прислонившись спиной к стене. Подняв пистолет и затаив дыхание, Бэррон прислушивался, но тишину больше ничто не нарушало. Он был бесконечно измучен — усталостью, побоями Полчака, собственными переживаниями. Его нервы были подобны натянутым струнам. Может, от всего этого у него уже начались слуховые галлюцинации? Может…
Скрип!
Нет, там определенно кто-то был!
Внезапно в дверном проеме он заметил какое-то движение, рванулся вперед, вытянул руку, и его пальцы впились в чье-то запястье. Он автоматически рванул его на себя и оказался лицом к лицу с…
— Ребекка?!
Сердце стучало в его груди, словно паровой молот. Джон отпустил руку сестры, и перепуганная насмерть девушка отшатнулась.
— Господи боже! Извини, родная! Прости меня ради бога!
Бэррон сунул пистолет в кобуру, обнял сестру и нежно прижал к себе.
— Все хорошо, милая, — шептал он, пытаясь успокоить ее, — все в порядке.
Он умолк только после того, как Ребекка подняла на него глаза и улыбнулась. Несмотря на испуг, несмотря на старые джинсы, майку и поношенные кроссовки, она была столь же хрупкой и прекрасной, как всегда.
Девушка умела читать по губам и отвечать на простые вопросы, поэтому Джон спросил:
— Ты в порядке?
Ребекка кивнула, изучая взглядом лицо брата.
— Почему ты приехала?
Она ткнула пальцем ему в грудь.
— Из-за меня? А как ты сюда добралась?
— «Автобус», — беззвучно произнесла она одними губами.
— А ты сказала о том, что уезжаешь, сестре Рейносо или доктору Фланнери?
Отрицательный жест, а затем она нежно погладила его щеку. От прикосновения он поморщился — лицо по-прежнему нещадно болело — и повернулся к зеркалу, чтобы взглянуть на себя. Полчак потрудился на славу. Левый глаз тонул в безобразном черно-фиолетовом синяке, нос покраснел и опух. То же самое произошло с верхней губой. Правая щека больше напоминала грейпфрут.
Читать дальше