Андрей Рубанов - Живая земля

Трап подали сразу, как только приехал Пружинов.

– Нравится? – прокричал он, толкая Дениса в бок и показывая на космоплан.

Денис кивнул.

– Заблюешь мне кресла – будешь должен!

Он захохотал и первым полез по лестнице, споро перехватывая поручни. Его легкое пальто развевалось.

В салоне оказалось тесно, Денис несколько раз ударился головой и локтями. Коротко стриженные рассаживались в соседнем отсеке, сквозь перегородку доносились их грубые голоса и смех.

– Устраивайся, – велел Пружинов. – Слышал про суборбитальные полеты?

– Конечно.

– При разгоне будет худо, зато потом, наверху – реальный кайф. Гарантирую сорок минут невесомости. Если страшно – надень скафандр.

– А вы?

– А я свое отбоялся.

– Тогда и я не буду.

– Ну и правильно, – оценил богатейший и влиятельнейший. – У меня пилот – полковник Военно-космических сил. Боевые ордена, три раза катапультировался… Тоже ничего не боится. Кстати, давай-ка примем дозу.

– Лучше наверху, – предложил Денис.

– Наверху не получится, – с сожалением ответил Пружинов. – Глотнешь, а оно встанет где-нибудь здесь, – он ткнул себя в грудь – и будет висеть. Никакого толка нет. Бухать надо на земле…

Он достал из кармана фляжку, хлебнул. Протянул Денису. Смотрел, как тот пьет.

– Твой отец не любил это дело. А ты, я вижу, мастер.

– У моего отца была другая жизнь, – сказал Денис.

– Это да, – пробормотал Пружинов и грубым рывком ослабил узел галстука.

– Поехали.

Денис пристегнулся.

Разгон, взлет и последующие десять минут были кошмарны. Примерно на второй минуте Денис перестал видеть и слышать, на восьмой – дышать. Потом стало легче. За иллюминаторами быстро темнело.

– Сейчас тряханет, – не своим голосом прохрипел Пружинов. – Держись крепче. Отделимся от носителя, он вернется домой – а мы наверх…

– Знаю, – выдавил Денис. – Я хотел учиться на летчика. Поступал в авиационный институт. С детства мечтал летать в космос…

– Еще полетаешь, – серьезно заверил богатейший и влиятельнейший, медленно повернул прижатую к креслу голову и подмигнул. – Заберешь семечко – и пойдешь ко мне работать. Нечего тебе в Европе делать. А мне люди нужны…

Потом был рывок, грохот, несколько мгновений бешеной вибрации, и вдруг установилась тишина.

– Вот этот момент, – слабым голосом объявил Пружинов, – особенно люблю.

Улыбнулся Денису.

– Ты не на меня смотри, – посоветовал он. – Ты в окошко смотри. Там твоя родина. Вся.

Денис посмотрел. Родина была огромна и темна. Фиолетово-розовая полоса отделяла ее от бархатно-черного небесного наждака; казалось, проведи пальцем – и обдерешь кожу о густо наклеенные звезды.

– Там Европа, там Азия. – Пружинов тыкал пальцем, как в ресторанное меню. – Там север, там юг. Нравится?

– Да, – сказал Денис. – Красиво.

– Большая, сука, – удовлетворенно произнес Пружинов. – Очень большая. Даже не верится, что она такая большая.

– Кто? – спросил Денис.

– Страна. Жаль, ничего не видать. Мы уже догнали ночь. Вылетели в семь утра, прилетим в пять по московскому времени… Знаешь, почему я люблю космос? Тут людей нет. Тут им жить не по карману. Тут каждый – сам себе бог. Смотришь сверху – все видишь, а их не видишь.

– Кого? – спросил Денис.

– Людей.

Губы богатейшего и влиятельнейшего разъехались.

– Твой отец любил людей – и они его убили. А я не люблю – и вот: живой. Понимаешь?

– Да.

Пружинов помолчал и сообщил:

– Я уважаю это место. В смысле космос. Тут хорошо. Я каждый год три недели тут отдыхаю. Прилетаю и бездельничаю. Не на Луну, там тухло. Сплошные тусовки, дискотеки, золотая молодежь, блядки в условиях пониженной гравитации… Я на орбиту летаю. Прилечу – и сижу в каюте. Плаваю, смотрю и думаю. Про них.

– Про людей?

Пружинов кивнул.

– Они про меня мало думают, а я про них – все время. В этом моя сила. У них ничего для меня нет, а у меня для них – все время что-то новенькое. На орбите хорошо думается. Другой принцип кровообращения, клетки мозга снабжаются равномернее… Спускаюсь – идея готова. Беру, прикидываю – и вставляю. Прямо им в головы. Влияю, понял? Они думают, что сами по себе, а на самом деле за них все придумал Никита Пружинов.

– Нельзя все за всех придумать, – сказал Денис.

Богатейший и влиятельнейший отстегнул ремни, оттолкнулся и повис. Улегся на воздух, словно на кушетку.

– А за всех и не надо. К черту «всех». «Все» не нужны. «Все» – это абстракция. Достаточно повлиять на тех, кто принимает решения. На самых активных. Согласен?