Андрей Рубанов - Живая земля

– Почему же, – весело произнес Денис. – Можно попробовать.

Он снял руку с плеча Татьяны, достал телефон, набрал номер Модеста. Включил громкую связь и положил аппаратик на стол, сдвинув в сторону стаканы.

– Говори быстрей, – раздраженно прогудел Модест. – Я занят.

– Прости, друг, – сказал Денис, подмигивая Тане. – У тебя есть телефон Леры Грин?

– Где-то был. А тебе зачем?

– Тут возник вопрос, сколько будет стоить потрогать ее за сиськи.

– Ты что, пьяный?

– Модест, это серьезный вопрос.

– Тебе могу бесплатно устроить. Но учти: ничего особенного. Обычные сиськи, только большие и зеленые. Там, кстати, особо не потрогаешь, она же ими дышит…

– Спасибо, друг.

– Ты бы, дурак, не про сиськи думал, а приехал помогать! Мы тут вентиль меняем в котельной, помощь не повредит…

– Боюсь, не успею, – с сожалением ответил Денис и отключился.

– Это тот самый? – мгновенно спросил Юлий. – Модест Яковлев? Единственный гомо флорус в Москве?

Денис кивнул.

– Оригинально, – мрачно сказал Зиновий. – Жить в Москве, когда есть возможность уехать под Купол.

– Не все хотят под Купол, – сказал Денис и повернулся к Тане. – Ты хочешь?

– Хочу, – сказала Таня, отхлебывая из фужера. – Но сначала я хочу к тебе.

Зиновий дернул щекой и налил себе полную.

– Не спеши, – ответил Денис. – Посидим еще. Тут хорошо. Весело.

Он тоже выпил и охмелел, как хмелеет любой, пришедший с холода и разомлевший в тепле: стремительно и тяжело. Разложенцы смотрели вежливо, чуть насмешливо.

– Господа, – сказал Денис. – Извините типа мою бесцеремонность… Не могли бы вы сообщить ваш возраст? Если вам не западло, конечно.

– Не западло, – небрежно ответил Юлий, пыхнув трубкой. – Мне сорок три.

Зиновий не ответил. Видимо, ему было западло.

– Значит… – Денис налил себе вторую, – вы помните старые времена?

– Конечно.

– И как вам сейчас? Не грустно?

Юлий тонко улыбнулся.

– Отнюдь.

– Не волнуйся за него, – небрежно сказала Таня и указала на Юлия вилкой. – Ему не грустно. У него все хорошо. Он защищен от любых потрясений. Его семью защитил еще прадедушка. Недвижимость, инвестиции, связи… Дедушка упрочил, папа продолжил…

Юлий улыбнулся и пыхнул трубкой.

– Тогда почему вы не под Куполом? – поинтересовался Денис.

– У него там дом, – небрежно ответила Таня. – Но жить он любит здесь. Так же, как твой зеленый Модест. Все, что происходит под Куполом, слишком пахнет новоделом. (Юлий поднял брови, потом благодарно посмотрел на Таню и кивнул.) А он сторонник традиций. Здесь ему свободно. Здесь интересно и дешево. И бабы лучше.

– А если завтра тут опять трава вырастет?

Таня пожала плечами.

– Ну и что? В его жизни ничего не изменится. (Юлий усмехнулся.) Коньяк, табак и кабак. Каждый день – партия в шахматы и партия в теннис. Летом он в Новой Зеландии, осенью – в Чили. Когда трава выросла, его дед потерял половину состояния. Но за следующие сорок лет увеличил его в пять раз. Когда началось искоренение, его отец опять потерял половину, но за следующие пятнадцать лет увеличил капитал в четыре раза… Перед тем как ты пришел, эти парни все о себе рассказали.

Юлий опять усмехнулся.

– Джентльмен никогда не говорит о деньгах, – произнес он и слегка выдвинул челюсть. – Впрочем, наша очаровательная Таня права. Моя семья защищена. Но это не значит, что мне неинтересны проблемы страны, которая… э-э… меня породила. Кроме того, я далеко не все рассказал. Между шахматами и теннисом я окончил Гарвард. Доктор историософии, к вашим услугам, – Юлий элегантно поклонился, одновременно удобнее устраиваясь в кресле, а Зиновий решительно вгрызся в кусок мяса. – Наш юный друг Денис хочет знать, не вспоминаю ли я времена стеблероста. Отвечаю: да, я их вспоминаю.

Он повернулся к жующему Зиновию:

– Ты вспоминаешь?

Зиновий отмахнулся, в смысле «не мешайте мне выпивать и закусывать».

– Но мне также известно, – невозмутимо продолжал Юлий, – что растение, которое в Москве называли «трава», в Европе – «суперганджубас», а в Америке – «русский сорняк», не создало неразрешимых проблем. Имела место только некоторая… э-э… бытовая и социальная напряженность. Проблемы, уважаемый Денис, начались гораздо раньше. И не в одной России, а во всем, так сказать, цивилизованном мире. Проблемы начались в восьмидесятые годы двадцатого века, когда индустриальная цивилизация достигла пика своего развития. Много столетий человечество мечтало о товарном изобилии, о быстром и дешевом производстве еды, одежды, развлечений и так далее. О том, чтобы машины заменили человека. Наступила индустриальная эра, и это случилось. Не везде, конечно, только в развитых странах… Но случилось. Можно было праздновать, однако человек обнаружил, что умеет производить, но не умеет потреблять. В этот момент, совпавший по времени с экономическим кризисом начала двадцать первого столетия, индустриальная эра закончилась и началась информационная…