— Шарль!
По мере того как мои глаза привыкают к темноте, я начинаю различать очертания его фигуры. Он там же, где я его оставил — на кровати. Спит и ровно дышит.
Гербо тем временем достаточно оклемался, чтобы начать биться в дверь. Он бросается на нее снова и снова, я же всем телом наваливаюсь на дверь со своей стороны. Кажется, будто дверь съеживается между нами, ветшает и стареет на глазах.
— Шарль! Ради бога, проснись!
Ища упор, я натыкаюсь ногой на белый фарфоровый кувшин. Быстро наклонившись, хватаю кувшин и с размаху выплескиваю его содержимое на Шарля. Комната мгновенно наполняется едким запахом. Шарль подскакивает в постели.
— Я описался? — растерянно произносит он.
— Ничего. Послушай, сейчас… — Я сам удивляюсь, как спокойно звучит мой голос. — Сейчас надо, чтобы ты кое-что сделал. Встань и передвинь трюмо вот сюда. Сможешь?
Он еще менее дееспособен после выпитого, чем я, но, не переставая стонать, все-таки пододвигает трюмо к двери. После этого мы совместными усилиями подпираем им дверь.
— Теперь дави на дверь что есть силы. Можешь?
— Вот так?
— Еще сильнее. Дави!
Он наваливается на дверь — и с изумлением обнаруживает, что она оказывает сопротивление.
— Там кто-то есть.
— Ты прав, с той стороны человек. Мы с ним играем в игру. Если мы не позволим ему войти в комнату, то, — несколько секунд я лихорадочно соображаю, — он угостит нас завтраком.
Лицо Шарля затуманивается, как от приступа тошноты.
— Не рано ли для завтрака?
— Не отвлекайся, дави на дверь.
И он давит. Даже после того, как дверь, не выдержав бешеного натиска Гербо, расщепилась, он упорно сопротивляется. Его кряхтение слышно даже от окна, к которому я метнулся. Я взываю к ночи:
— Помогите!
Никакого ответа, не считая эха, скачущего по сточным канавам и кучам мусора.
Затем я различаю, что по стене подо мной, как по шпалере, сухой лозой вьются, изгибаются сотнями колен старые водосточные трубы.
— Кажется… мы проиграем, — выдыхает Шарль.
— Продержись еще несколько секунд!
Словно в лихорадке, я отодвигаю кровать от стены и подтаскиваю ее к трюмо.
— Отлично, — шепчу я. — На счет «три» бежим к окну. Раз… два…
Трюмо поддалось, но кровать держится. Пока.
— В этом самое веселье, — говорю я. — Будем лезть вниз…
— Вниз?
— Да, таковы правила игры. Первый, кто коснется ногой земли, получает приз.
— Ну, не знаю…
Позади нас дверь проламывается еще в одном месте.
— Я полезу первым, — объявляю я. — Ты за мной…
— Нет, не надо!
Не колеблясь больше ни секунды, он ставит ногу на первое колено трубы, пробует его на прочность и опускается ниже. Тремя секундами позже Шарль исчезает из поля зрения.
Я следую за ним. Путь освещается лишь тонким месяцем, ноги у меня неповоротливые, руки занемели. Глаза словно кто-то сдавил пальцами. Бросив взгляд в окно, я вижу там свечу Гербо. Вновь зажженная, она описывает круги в темноте.
Я набираю полную грудь воздуха. Осторожно опускаю ногу, и удивительным образом оказывается, что ее поджидает следующее колено трубы.
Меж тем я утратил всякое представление о местонахождении Шарля. Я почти готов поверить, что, кроме меня, в мире никого нет, пока моя нога не попадает в странную нишу, явно не являющуюся частью архитектурного замысла. В ответ раздается пронзительный визг, что-то вцепляется мне в обе ноги, а потом начинает ползти по ним вверх.
Океан крыс, красноглазых от злости. Они суетятся у меня в волосах, визжат, вцепляются в руки и ноги. Со стоном я их отдираю, но тут же появляются новые: с шелковой шерстью, скрежеща зубами. И пока я перепрыгиваю с трубы на трубу, они следуют за мной, как бесчисленные укоры совести.
Наверное, последний отрезок пути я преодолеваю прыжками, но чувствую себя при этом так, словно еду на крысах, как можно ехать на волне. Вместе с ними я приземляюсь на мостовую и некоторое время лежу, оглушенный и изнуренный.
Встаю. За спиной у меня кто-то тихо стонет.
— Ну и ну… — Шарль сидит, прижимая колени к подбородку. — О боже… крысы… Господи боже…
— Забудь, — успокаиваю я его. — Они ушли.
В переулке ни звука, ни ветерка. Я различаю во мраке косматого пса, груду рыбьих костей, воняющую мусорную кучу и, на некотором расстоянии, отблеск янтарного света.
После чего, откуда ни возьмись, между светом и нами вырастает фигура.
— Прошу прощения, месье! — восклицает Шарль. — Не могли бы вы…
— Вот вы где. — Это Гербо.
Читать дальше