Лолита Пий - Город Сумрак

Когда он достиг первых домов Тексако, раздались выстрелы. На тротуаре напротив человек тридцать банкотрупов столпились перед аптекой, занимавшей угол Пятнадцатой улицы. Сид увидел, как стеклянная дверь разлетелась вдребезги. Он видел, как погромщики ворвались в помещение. Он продолжал бежать. На его глазах в воздух взлетело колесо и разбило витрину магазина спиртных напитков. Допотопный банкомат под напором маргиналов пачками выплевывал банкноты. В зонах наличка еще ходила. Сброд валил отовсюду. Сброд, изгнанный из стен Города навеки. У банкотрупов не было ничего. Сейчас они могли наконец что-то получить. Разве их остановишь? Пуля пробила бронированную витрину ювелирного магазина.

Двадцать кварталов.

За спиной взрыв.

Он видел наяву апокалипсис. Правда, апокалипсис современный. По последнему слову техники. В духе новейших тенденций. Погасшие светофоры, отключенные наружные кондиционеры, мерцающие экраны без картинки, разбитые всмятку машины, вооруженный грабеж, паралич системы безопасности, обесточенные линии.

Решительно, мир стал непригоден для жизни.

Сид осознал, что тридцать лет, прошедшие с конца солнечной эры, на самом деле были просто обратным отсчетом.

Еще десять кварталов. Начинался дождь. Сид сбился с дыхания. И все равно продолжал бежать, взбодренный свежестью ливня. Одновременно с лучом прожектора возник мерный рокот пропеллера. Сид глянул наверх, не замедляя бега. Вертолет описал неторопливую дугу между двумя зданиями, полетел в начало Тексако, прижимаясь к фасадам, потом сел на крышу «Нокиа-Хилтон». Сноп света с башни «Светлый мир», пройдя по борту, выхватил детали — огромную букву «В» в сверкающем ореоле на полосатом от струй дождя корпусе. Игорь Венс прилетел спасать дочку.

Когда Сид уже различал за башней «Светлый мир» силуэт «Алегрии», зазвонил трейсер. Он звонил длинными очередями. Звонил не умолкая, пока Сид несся все быстрее и быстрее через десять последних кварталов, отделявших его от Колина Паркера и от мгновения «ноль». Оставалось всего две минуты, а толпа на пути становилась все плотнее. Сид оттолкнул пару мужчин, кучку ребятишек и женщину в халате, которая упала на мокрую землю. Ее ругательства долетели до него, когда он был уже у входа в башню.

Оставалась минута.

Он понял, что опоздал.

В ту дождливую ночь 17 ноября 31 года, когда Колин Паркер, используя свое тело как таран, с грохотом пробил двойные стекла в своей однокомнатной квартире в башне «Алегрия», он все равно не смог вырваться из тишины. Во время нескончаемого падения длиной в двадцать пять этажей, нескончаемого, как итог жалкого существования, — из его глотки рвался вопль, а тишина продолжала его мучить. Он не услышал ни криков бросившихся врассыпную прохожих, ни шума летящего навстречу бульвара, ни хруста собственного тела, разлетающегося на куски.

Тротуар вмялся в его открытую челюсть, в грудную клетку, переломил колени. А тишина не кончалась. Кровь хлынула изо рта, из носу. Тишина не кончалась. Наконец, когда нестерпимая боль сменила прежнюю муку, в уцелевшей крупице мозга вдруг возник тоскливо-сладкий звук фортепиано из старого шлягера, — и Паркер навеки погрузился в иную тишину.

Удар едва не пробил асфальт. Земля дрогнула. Сида качнуло. Он выдохнул. Открыл глаза. С ужасом отшатнулся от расплющенного толстого тела.

Вертолет удалялся в грохоте моторов.

Сид поднес сканер к запястью трупа и убедился, что это точно был его подопечный. Толстяка звали Колин Паркер, второго имени не было. Жил наверху, в башне «Алегрия», на двадцать третьем этаже. Только что сиганул из окна. Кровь лилась из каждой дыры. Ему уже не помочь.

Он отправился на тот свет с кретинской улыбкой на лице.

Так же улыбалась Лиза, когда прыгнула вниз.

Вокруг собиралась толпа. Сид попятился и отступил на несколько шагов.

Трейсер зазвонил снова. Как звонил все время, пока он бежал к Паркеру. Вокруг свистели выстрелы, а трейсер звонил.

Копы из Нелегалки обрушились на погромщиков.

Толпа с воплями бросилась врассыпную.

Сид посмотрел на экран трейсера.

По нему бежали фамилии. Вереницы фамилий. Вереницы приказов. Вереницы сигналов о латентной суицидальной готовности через минуту, через минуту тридцать, через три минуты, через две минуты, в течение минуты, в следующую секунду, вмешательство запоздало.

Сид убрал трейсер. Пули свистели в ушах. У подножия башни остался он один. Он и мертвый Паркер. Он посмотрел вверх — старая привычка. На десяти экранах десять экземпляров солнца медленно таяли над морем в оранжевых арабесках, из которых вскоре сложились привычные буквы: