Николай Усков - Семь ангелов

Полковник ФСБ Петр Евгеньевич Севастьянов снял трубку кремового правительственного телефона, увенчанного двуглавым орлом, дождался высокого: «Слушаю» – и доложил обстановку:

– В Авиньоне покончил с собой приемный сын Климова, Иван. Сам Климов, как помните, пропал ночью того же дня. На месте обнаружены следы борьбы и кровь. Из кабинета Климова Федора Алексеевича похищены некоторые бумаги. По предварительным данным, бумаги не имеют отношения к деловой жизни Климова.

– Выполняешь свой план? Как ты его там назвал? «Нимфетка»?

– «Сиренко» – Силовое решение нестандартных коллизий. Отмашки на осуществление плана я не давал.

– Есть версии?

– Есть. Рабочая. Исчезновение и, возможно, смерть Климова связаны с каким-то средневековым документом, который похищен. Однако… – замялся полковник, – дело в том, что у нас возникла проблема с агентом. Похоже, он ведет самостоятельную игру.

– Как зовут?

– Махаон.

– Основания?

– Во-первых, Махаон пропал и не выходит на связь. Во-вторых, почерк. В первом случае характерно отсутствие тела на месте преступления. «Нет человека – нет проблемы», – говорил обычно Махаон. Во втором – самоубийство. Это вообще классика жанра.

– Согласен, но Махаон – агент проверенный.

– Вы правы. Однако, по нашим данным, Махаон находился в контакте с Иваном Климовым. – Севастьянов помолчал, а потом добавил: – В личном контакте.

– То есть?

– Имеются материалы видеонаблюдения.

– Понятно, держите меня в курсе… – голос на секунду умолк, – если установите факт самостоятельной игры, Махаона ликвидировать. Только смотрите, без спецэффектов. Хватит с нас полония.

– Есть, – ответил Петр Евгеньевич. Положив трубку, полковник неторопливо раскурил сигару, улыбнулся чему-то своему. И повторил слово «есть».

– Ты рядом, и все так ясно, так понятно, – шепнула Лиза Кену, когда они выходили из гостиной. Алехину удалось погасить начинавшийся скандал, но он был уверен, что это была пристрелка орудий. Невыясненным оставался главный вопрос, как три женщины поделят между собой огромное состояние Климова. Очевидно, что ни одна из них не собирается упустить своего куска.

– Если ты успокоилась, могу я с тобой поговорить? – спросил Кен, когда они поднялись в комнату Лизы. Глядя на белый ковер с высоким ворсом, он вспомнил, что еще пару дней назад они здесь валялись и любили друг друга. Жизнь казалась беззаботным праздником. Теперь та жизнь навсегда закончилась.

– О чем ты хочешь поговорить? – вяло и без интереса отозвалась Лиза, усаживаясь в кресло под огромным закругленным окном. Алехин сел на кровать напротив нее.

– Все это время мы упускали из виду вопрос денег, очень больших денег. Тихоня Лена вернула нас с небес на землю, рассказав про пять миллионов евро, которых так мучительно недоставало твоему брату.

– Он не мой брат, он не климовский, – четко сформулировала Лиза.

– Брат – это только слово.

– Ошибаешься, это вопрос крови, – в глазах ее мелькнуло высокомерие, сменившееся снисхождением. «Тебе никогда меня не понять, ты ведь тоже не климовский», – прочел Алехин. На самом деле то, что Кен принял за снисхождение, было совсем другим чувством. Лиза, обессиленная и не готовая спорить, просто вяло отбивалась, а тут внезапно заметила пронзительно голубые глаза своего друга. Он сидел напротив света, и глаза, казавшиеся обычно серыми, светились так, будто были нарисованы на компьютере. Она хотела сказать ему об этом, но осеклась, потому что Кен встал, достал сигарету и закурил. На свое волшебное место он не вернулся.

– Ну, конечно, Лиза, это вопрос крови, – раздраженно продолжил он, – вашей бело-сине-красной крови. Увы, во мне тоже нет ее ни капли.

– Я не об этом, глупый. Папа особенный, Иван был совсем на него не похож.

– Полина тоже не похожа. И тем не менее она, судя по всему, получит все.

– Отнюдь, милый, согласно папиному завещанию основное состояние получу я. За мамой, Светланой Петровной, Леной и Полиной закреплены внушительные суммы на их содержание. Долю Ивана, вероятно, получит Светлана Петровна.

– Интересно, а ты уверена, что Федор Алексеевич не изменил завещания? Ведь Полина ждет мальчика.

– Папа ничего об этом не говорил, хотя он никогда не ставил никого в известность о своих действиях. – Она посмотрела в потолок, вероятно, пытаясь что-то представить про своего отца. – Он не испытывал сомнений, ему не нужно было знать, что думают другие. Его мозг работал как компьютер, перебирая за доли секунды все возможные сценарии и останавливаясь на единственно верном. Он никогда не обременял себя объяснениями для других. Он просто повторял: «Я так решил. В этой фразе главный член предложения – местоимение «я».