А Брэди - Обман

Лукас откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. Между пальцами зажата тонкая ножка бокала для вина. Он смотрит на меня и в то же время не смотрит. Мы ждем вторую перемену блюд, и еще несколько минут к столику никто не подойдет. И если существует подходящее время для того, чтобы выдавить из себя то ужасное, что я собираюсь сказать, то оно настало.

– Я так больше не могу. – Слова выходят из моего рта, я даже чувствую, как вибрируют голосовые связки, когда я их произношу, но все равно – это говорю не я.

Это похоже на дом, в котором начинается пожар. Сначала загорается одна комната, потом огонь перекидывается на другую, и, наконец, пламя охватывает все здание. Я чувствую себя так, словно нахожусь под водой. Он признается, что спал с Клэр, официанткой из «Никс», и молит о прощении. Но мне вдруг становится жарко. Как будто я попала в тот горящий дом.

Лукас плачет прямо за столом. Мне страшно неловко за него, и меня смущают взгляды, которые кидают в нашу сторону окружающие. Он полностью раскис. Он раскачивается взад-вперед и бессвязно бормочет, что плохо со мной обращается в последнее время (и это просто какой-то сюрреализм, потому что он никогда не обращался со мной хорошо, и между тем никогда не признавал это в открытую), а потом вдруг разъяряется и начинает почти кричать, что он не виноват, что у него серьезная проблема, и разве это не моя работа – решать такие проблемы?

Лукас вертится и раскачивается. И Джекил, и Хайд сливаются в одну плачущую, совершенно расквасившуюся сущность. Наша официантка весьма тактично делает вид, что не замечает разыгравшейся за столом сцены, и аккуратно ставит перед нами тарелки с основным блюдом.

Никогда в жизни стейк не интересовал меня меньше, чем сейчас. Лукас тычет вилкой в свои кавателли и смотрит на меня глазами потерявшегося щенка. Я внимательно изучаю его лицо и холодно прикидываю, есть ли за этим хоть что-то человеческое. Может, он настолько потерял себя, что больше уже никогда не найдет. И удивляюсь, что мне вообще когда-то пришло в голову искать в нем человека. Сейчас я вижу только пустоту, черную и всепоглощающую. Его там нет. Там никого нет. А я ждала, что появится… ждала все это время.

– Я не могу тебя потерять. Я знаю, что должен исправиться и что нельзя вести себя так, как я себя вел, но я изменюсь. Обещаю тебе. Только не оставляй меня. – После каждой фразы он маленькими глоточками прихлебывает вино.

Я собираюсь что-то ответить, но Лукас вдруг откашливается и совершенно меняется. У него становятся другие глаза, он смотрит прямо на меня и хмурится. Жалкий, сломленный, несчастный человек исчез. Вместо него напротив меня сидит жесткий бизнесмен, готовый порвать всех конкурентов, потому что на кону миллионная сделка. Он ставит бокал на стол и подзывает официантку. Он только что рыдал, но его веки совсем не покраснели, а от слез на щеках не осталось и следа. Мне кажется, что все это мне просто привиделось. На лице Лукаса не отражаются никакие эмоции, он абсолютно бесстрастен. Подходит официантка, и он заказывает двойную порцию водки с мартини.

– Сэм. Это не нормальные разумные переговоры. Я изливаю перед тобой душу, а ты вообще как будто ни в чем не участвуешь. И как, по-твоему, я должен на это реагировать?

– Погоди… что? – Я сбита с толку.

– Я прошу тебя переехать ко мне – и ты отказываешься. Я пытаюсь изо всех сил донести до тебя, как тебе следует себя вести, – ты это игнорируешь. Если бы ты потрудилась обратить на меня хоть немного своего драгоценного внимания, может быть, я бы не спал с другими женщинами. Ты когда-нибудь задумывалась о том, какую роль во всем происходящем сыграла ты ?

– Ты сейчас говоришь о моей вине в том, что ты трахался с другими женщинами? Это невероятно, честное слово. – Я улыбаюсь.

– Нет, Саманта. Тебе надо научиться слушать. Я сказал «какую роль ты сыграла». Я не возлагаю всю вину на твои плечи, потому что знаю – часть ее лежит и на мне.

– Значит, на тебе лежит часть вины? Часть? Я не втыкала твой член в чужую вагину. Это делал ты. Я не швыряла сама себя о стены, не разбивала собственное лицо об унитаз, не била себя по голове. Это делал ты !

– И я за это извинился. Ты знаешь, что я вспыльчивый. Если бы ты только научилась вовремя затыкаться, я бы на тебя так не злился. – Он залпом допивает водку-мартини и заказывает еще. Маленькая палочка для коктейля с нанизанной оливкой вот-вот вывалится из бокала.

До меня наконец доходит, что я «веду переговоры» с эмоциональным террористом, мне никогда – никогда! – не удастся до него достучаться. Он слышит и видит лишь себя. Я смотрю… не знаю, на что я смотрю, видимо, в никуда. Сознание как будто выключается, и я больше не участвую в разговоре. Я чувствую, как шевелятся мои губы, но что за слова я произношу – не знаю. Вино холодной струей пробегает по горлу, но я не ощущаю, что пью. Вижу, как моя рука опускается в сумку и достает кошелек, но не помню, чтобы я спрашивала счет. Слышу скрежет отодвигаемого стула – да, это встала я, но какими были мои последние слова? Мое тело действует само по себе; я отцепляю ключи от квартиры Лукаса от своего кольца и отдаю их ему, взамен на свои. Замечаю одобрительные улыбки официантов, направляясь к выходу, но не ощущаю, как мои ноги касаются пола.