Вечер они провели в джазовом клубе неподалеку от дома Айзенменгера. Елена полюбила джаз в последние полгода, и хотя Айзенменгер не разделял ее чувств, он не имел ничего против. Он воспринимал музыку как пение птиц — звук приятный, но малоинформативный.
Они поужинали в клубе и выпили несколько больше, чем обычно, и теперь сидели в его доме, слегка соприкасаясь телами. Им и в голову не приходило, что за ними следят.
На протяжении вечера Елена была разговорчива, но все ее высказывания были довольно странными — она отвечала не столько для того, чтобы поддержать осмысленную беседу, сколько стремясь удовлетворить его желание общаться.
Айзенменгер не стал расспрашивать ее о Мартине Пендреде, так как знал, что она не любит распространяться о текущих делах, но к тому времени, когда подали кофе, он уже исчерпал все возможные темы для разговора и отчаяние начало расти в нем параллельно с чувством тревоги.
— Это правда, что они потеряли Мартина Пендреда? — наконец осведомился он.
Елена кивнула и насмешливо ответила:
— Похоже, его мало волнует судьба адвоката.
— Думаю, он боится несправедливого суда. — Он положил руку ей на запястье. — Как бы то ни было, все это очень интересно. Ну, а ты что думаешь?
Они пили бренди, и остроконечные прозрачные стаканы, стоявшие перед ними на кофейном столике, искажали свет и преломляли смысл. Елена смотрела на них с таким видом, словно намеревалась найти истину на их дне.
— Он был… — она умолкла, подыскивая слово, а затем произнесла его таким странным голосом, словно оно соединяло в себе любовь и ужас, отвращение и восхищение, — потрясающим.
И тут Айзенменгеру показалось, что ему удалось разгадать причину ее странного поведения. Однако он ошибался.
— Потрясающим? Какое странное слово. Большинство людей на твоем месте сказали бы «странный», «пугающий» или даже «порочный».
Елена протянула руку к стакану.
— Он действительно странный и действительно может напугать именно потому, что он странный. Но порочный? Вряд ли его можно назвать порочным.
— Тем не менее некоторые называют. И считают его таким же, как его брат.
Елена покачала головой, и на ее лице появилось выражение задумчивости.
— Разве порок не предполагает желания разрушать и уничтожать? Мартин Пендред поразил меня отсутствием каких бы то ни было желаний.
— Так что же, психопат не может быть порочным? В конце концов, они точно такие же люди, как мы, только лишенные сознания и совести.
— Значит, ты считаешь его психопатом? — удивленно спросила Елена.
— Нет. У Пендредов синдром Аспергера.
— Что это значит?
— В просторечии — аутичное нарушение восприятия образов.
— А для несведущих? — с оттенком сарказма осведомилась Елена. Она поставила стакан на столик и снова откинулась на спинку дивана.
— Считается, что аутизм — нарушение восприятия или процесса обработки данных, полученных с помощью органов чувств. Аутисты видят, слышат, чувствуют, обоняют и осязают так же, как мы, однако затем получаемые с помощью органов чувств данные искажаются. Возможно, они видят окружающий мир как обычные люди, но не в состоянии реагировать на него нормальным образом, а может быть, они видят мир несколько иначе и соответствующим образом на него реагируют. Никто не может сказать наверняка, но совершенно очевидно, что их восприятие мира отличается от обычного.
— Но ты сказал что-то еще… синдром Аспергера?
— Это разновидность аутичного нарушения восприятия. Считается, что это более мягкая его форма.
— А чем отличается этот синдром от психопатии?
— Психопаты воспринимают мир точно так же, как все остальные. Просто их ничего не волнует. Они делают что хотят.
— А аутистов волнует?
Айзенменгер не знал, что ответить.
— Думаю, они даже не понимают, что это такое, — наконец ответил он. — Аутисты и люди, страдающие синдромом Аспергера, воспринимают мир как страшное и пугающее место; он представляется им мешаниной разрозненных звуков, картинок и ощущений. Внешние впечатления никогда не соединяются у них в единую картинку; так, вместо лица они видят два глаза, рот и нос. Они все правильно воспринимают и даже понимают, что голос раздается изо рта, и тем не менее они не воспринимают человеческое лицо в его целостности. Мы испытываем чувства, потому что некоторые вещи для нас что-то значат. Для аутистов они не значат ровным счетом ничего. Они воистину являются странниками в неведомом мире.
Читать дальше