Себастьян Фитцек - Ночь вне закона

Крохотный автомобиль, который поместился бы в багажник зеленого «вольво», встал во втором ряду. У всех на виду.

Криволицый водитель остался сидеть за рулем. Парень в костюме оставил пиджак в машине, вышел и расстегнул рубашку. Возможно, потому, что ему было жарко и он потел. А может, просто хотел больше свободы движения во время предстоящей драки, на которую наверняка рассчитывал.

Мятая рубашка полетела в сточную канаву. Мужчина огляделся и напряг грудные мышцы в тусклом свете уличных фонарей.

Его торс был лишь наполовину покрыт татуировками. От левого плеча через грудь до самого бедра тянулось однотонное изображение. Как на негативе, основная площадь была интенсивного черного цвета; узор складывался из небольших участков кожи, которые игла обошла. Произведение искусства, состоящее из множества переходящих друг в друга пирамид, шаров и прочих трехмерных фигур.

В глаза бросались две клешни прямо на правой груди, с соском в центре. Выше было наколото слово, начинающееся на «Andro»; остальные буквы сливались с другими символами в неразборчивую картину.

Оц не смог сдержать улыбку, даже когда полуголый парень посмотрел в его сторону, словно что-то услышал.

Лучше и быть не могло.

Оц схватился за телефон.

Последний раз в эту Ночь вне закона.

Бен. 04:08.

Еще 3 часа и 52 минуты до конца Ночи вне закона

«Не использовать лифт при пожаре!»

Объявление на латунной табличке, висевшей рядом с дверью лифта в доме Джул, было неполным. По мнению Бена, не хватало предостережения:

«А также если вы хотите покончить с собой».

Или:

«Тем более не использовать лифт,

если вы договорились о встрече с тем,

кто хочет вас убить!»

Бен не хотел входить в кабину. Боялся того, что ожидало его на крыше. Но если он стремился выяснить, кто с ним так поступил, кто несет ответственность за страдания его дочери и кто, возможно, знает, как спасти Джул, тогда ему не оставалось ничего иного, как войти в лифт и нажать кнопку пятого этажа.

Воспользоваться лестницей он в своем состоянии не мог.

Лифт выпустил его на лестничной клетке; три двери вели в студенческие апартаменты. Чтобы попасть на крышу, ему нужно было открыть серую противопожарную дверь. За ней находилась электронная рампа; не столько для арендаторов-колясочников, которым здесь, наверху, нечего было делать, сколько для различных работ по техническому обслуживанию, для которых требовалось тяжелое оборудование. Суть заключалась в том, что Джул воспользовалась этой рампой, чтобы подняться на неохраняемую крышу с общим доступом.

Когда Бен вышел на крышу, навстречу теплому ночному ветру, он понял, что уже был здесь, наверху.

Что уже проходил по волнистой кровле, мимо дымовой трубы и вентиляционных установок, глядя на юго-восток. Туда, где на краю крыши стояло инвалидное кресло. С Джул, которая не реагировала на его крики. Которая все быстрее печатала в телефоне, чем ближе он подходил к ней. И которая обернулась к нему, лишь когда он уже почувствовал запах ее шампуня.

– Папа, пожалуйста, помоги, – сказала она, улыбаясь беззубым ртом, в котором уже копошились червяки.

Потом рассмеялась, покатилась вперед и увлекла Бена, который держался за ручку ее инвалидного кресла, за собой вниз.

С ударом о землю он каждый раз кричал и просыпался.

Сейчас, находясь на крыше не в своем ночном кошмаре, а в реальности, он оставался на удивление спокойным.

Его пульс стучал в такт ускоряющейся музыке из кинофильма, исполняемой оркестром с безнадежно расстроенными инструментами. Но изо рта у него не вырвалось ни звука.

Даже когда он услышал голос у себя за спиной.

Когда обернулся и под светящимся зеленым знаком аварийного выхода, ведущего на лестницу, увидел мужчину, который восемь дней назад столкнул его дочь с крыши.

Николай. 04:09.

Еще 3 часа и 51 минута до конца Ночи вне закона

Николай стоял у мусорных контейнеров студенческого общежития и чесал бритую сторону головы.

Облом.

Здесь никого не было.

Однако…

Он был уверен, что за ним наблюдают, и прежде чем отправиться в логово льва, ему хотелось знать, кто сидит здесь в засаде.

Ветер утих, снова стало душно, но по сравнению с жарой, стоявшей до ливня, двадцать три градуса казались почти арктической температурой.

Ник наслаждался прохладой, а с тех пор как снял рубашку, его недавно наколотая татуировка уже не так сильно чесалась.