Дуглас Престон - Гора Дракона

Най остановился возле угла, где хранилась упряжь, медленно снял чехол с ружьем и седельные сумки и повесил на гвоздь. Затем расстегнул подпругу, стащил седло со своего скакуна, поставил его к стене, а сверху накрыл чепраком. После каждого движения в воздухе появлялось облачко серой пыли.

Най повел своего коня к стойлу и скрылся из виду. Ученый слышал, как он начал чистить лошадь, приговаривая успокаивающие слова. Затем до Карсона донеслись другие знакомые звуки — англичанин наливал в ведро воду из шланга и перекладывал сено в кормушку. Вскоре Най появился снова. Он повернулся спиной к Карсону, вытащил из угла тяжелую коробку для сбруи, отпер замок и открыл крышку. Вернувшись к седельным сумкам, он достал две квадратные пластины жесткого прозрачного пластика, между которыми находился сильно потрепанный — и строго запрещенный в «Маунт-Дрэгон» — лист бумаги. Положив все это на пол, начальник охраны вынул из седельной сумки нечто напоминающее чернильный карандаш, склонился над пластиком и принялся что-то на нем отмечать. Карсон прижался лбом к доске, стараясь разглядеть, что он делает. Лист бумаги был старым и пожелтевшим, Карсону удалось прочитать написанную от руки фразу, идущую вдоль верхнего края:

«AI despertar la hora el aguila del sol se levanta en una aguja del fuego».

«На рассвете орел солнца стоит на игле огня».

Дальше он ничего не сумел разобрать.

Неожиданно Най поднял голову и насторожился. Он начал озираться, словно пытался обнаружить источник шума, и наблюдатель постарался вжаться в стену, за которой прятался. Раздался скребущий звук, щелкнул замок, послышались тяжелые шаги. Карсон выглянул — начальник службы безопасности покидал конюшню; серый призрак скрылся в тумане.

Ученый немного подождал, потом встал, с любопытством посмотрел на ящик и подошел к стойлу, где находился Муэрто, конь Ная. Скакун стоял, широко расставив ноги, из его рта тянулась струйка коричневой слюны. Карсон протянул руку и пощупал сухожилия: горячие. Впрочем, воспаления он не обнаружил. Спина перегрелась, но копыта не повреждены, а глаза лошади оставались ясными. Чем бы Най ни занимался, он использовал своего коня до последнего предела, возможно, они преодолели сто миль за последние двенадцать часов. Но животное справилось — через день или два оно полностью придет в себя. Най знал, когда следует остановиться. И у него был великолепный экземпляр. На правой челюсти Карсон нашел клеймо со знаком «нуль», а высоко на шее — знаки принадлежности к ассоциации американских пейнтхорсов [60] Американский пейнтхорс — порода скаковых лошадей, преимущественно пегой масти. и американских квотерхорсов. Восхищенный Карсон похлопал лошадь по боку.

— А ты немало стоишь, — сказал он.

Карсон подошел к выходу из конюшни и выглянул наружу. В гнетущем воздухе висела густая пыль, похожая на дым пожара. Най уже давно ушел. Аккуратно прикрыв дверь, Карсон быстро зашагал к себе в комнату. Он пытался понять англичанина, который рисковал жизнью, отправившись в пустыню во время такой бури. И зачем он прячет лист бумаги с непонятной испанской фразой, рискуя потерять работу?

Карсон прошел через кафетерий на балкон, держа в руках старый футляр с банджо, который постукивал его по коленям. Вечер выдался темным, луна скрылась за тучами, но он видел, что возле перил неподвижно стоит Сингер.

После их первой беседы на балконе Карсон часто замечал там директора, который сидел и задумчиво перебирал струны своей старенькой гитары. Всякий раз Сингер улыбался и махал ему рукой. Впрочем, после смерти Брэндон-Смит он изменился, казался задумчивым и ушедшим в себя. Появление Тиса и неожиданный приступ Вандервэгона во время обеда лишь усугубили состояние директора. Он по-прежнему сидел по вечерам на балконе, но теперь его голова была опущена, а гитара безмолвно лежала рядом.

В последние несколько недель, по вечерам, Карсон часто составлял Сингеру компанию. Но с каждым днем напряжение нарастало, Карсон все больше погружался в исследования в лаборатории, а после работы ему приходилось проводить много времени в своей комнате, чтобы привести в порядок и осмыслить результаты тестов. Но сегодня ученый решил выкроить время для беседы с директором. Ему нравился Сингер, и Карсона тревожило его мрачное настроение — не приходилось сомневаться, что директор без особых на то оснований винит себя за недавние несчастья. Карсон надеялся, что ему удастся отвлечь Сингера от мрачных мыслей. Кроме того, после беседы с Тисом ученый начал испытывать сомнения относительно собственной работы. Он знал, что директор, свято веривший в непогрешимость науки, обязательно поможет ему.