Эдди, Эдди, Эдди.
Я подпевал:
«Однажды мой принц придет ко мне», или, кажется, это было «Если б знала я, что ты придешь, пирог бы испекла»?
Ложь, которую мы произносим вслух, и ложь, которая остается недосказанной:
Кэрол, Кэрол, Кэрол.
Какой замечательный человек:
Надрочившись вдоволь, лежа на спине на полу ванной, пытаясь дотянуться до туалетной бумаги.
Я стер сперму с живота и смял бумагу в комок, пытаясь выкинуть их из головы.
Искушения Святого Джека.
Опять этот сон.
Опять мертвая женщина.
Опять вердикт и приговор.
Опять, все начинается опять.
Я проснулся, стоя на коленях на полу возле кровати, с руками, сложенными в благодарственной молитве Спасителю за то, что я – не убийца из собственных снов, за то, что он жил и простил меня, за то, что ее убил кто-то другой.
На двери загремела крышка почтового ящика.
Детские голоса запели в щель:
Джека объелся крэка, Джекоман – наркоман, иди в жопу, Джек Говноед.
Я не мог понять, утро это было или день, может быть, это была просто кучка школьников, прогуливающих уроки, которых принесло сюда, чтобы вынуть из меня мои нервы и выбросить их на солнцепек, на съедение муравьям.
Я лег на другой бок, вернулся к «Эдвину Друду» и стал ждать, пока кто-нибудь не придет и не заберет меня отсюда.
Снова зазвонил телефон.
Пока кто-нибудь не спасет мою душу.
– У тебя все нормально? Ты знаешь, сколько сейчас времени?
Времени? Я не знал даже, какой, бля, сейчас год, но кивнул и сказал:
– Я просто никак не мог проснуться.
– Все с тобой ясно. Ну, главное, что ты здесь. Спасибо, что сделал одолжение.
Можно было подумать, что за время отсутствия я успел соскучиться по суете нашей редакции, по ее звукам и запахам, но я ненавидел их, они вызывали у меня панику. Ужас и ненависть сродни тем, которые вызывали у меня классы и коридоры нашей школы, их звуки и запахи.
Меня трясло.
– Давно в запое?
– Да уже лет сорок. Билл Хадден улыбнулся.
Он знал, что я ему должен, знал, что пришел час расплаты. Я сидел, разглядывая свои руки, и никак не мог понять почему.
Цену, которую мы платим, долги, в которые мы влезаем.
И все в рассрочку.
– Когда ее нашли? – спросил я, поднимая глаза.
– Вчера утром.
– Значит, я пропустил пресс-конференцию?
Билл улыбнулся:
– Как же, размечтался.
Я вздохнул.
– Вчера вечером полиция сделала заявление, но конференцию отложили до одиннадцати утра.
Я взглянул на часы.
Они остановились.
– Сколько времени?
– Десять, – ухмыльнулся он.
Я взял такси у здания редакции «Йоркшир пост», поехал на Киркгейтский рынок и сел у его ограды в компании таких же ангелочков, греясь в лучах низкого утреннего солнца и пытаясь разобраться в ситуации. Но от ширинки моих штанов воняло, мой воротник был усыпан перхотью, и я никак не мог избавиться от навязчивого мотива «Маленького барабанщика». Вокруг были бары, которые открывались не раньше чем через час, и из глаз моих лились слезы, кошмарные слезы, которые не кончались целых пятнадцать минут.
– Смотри, какие люди, мать твою.
Сержант Уилсон сидел за столом и осматривал меня с головы до ног.
– Сэмюэл, – кивнул я.
– Сколько лет, сколько зим, – присвистнул он.
– Не так много, как хотелось бы.
Он засмеялся.
– Ты на пресс-конференцию?
– Нет, я тут для укрепления здоровья и повышения тонуса.
– Джек Уайтхед? Для укрепления здоровья? Да никогда, – он указал мне наверх. – Дорогу ты и сам знаешь.
– К сожалению, да.
Народу было меньше, чем я ожидал, и я не узнал никого из присутствующих.
Я закурил и сел в последнем ряду.
Передняя часть зала была заставлена стульями. Женщина в полицейской форме расставляла стаканы с водой. Интересно, дала бы она мне или нет? Я знал, что нет.
Зал начал заполняться мужчинами, похожими на футболистов, вошли две женщины, и мне на секунду показалось, что одна из них – Кэтрин, но она обернулась, и я понял, что обознался.
Я закурил вторую сигарету.
Дверь открылась, в зал вошли полицейские: мокрые костюмы и галстуки, красные шеи и невыспавшиеся лица.
В помещении неожиданно стало тесно, стало не хватать воздуха.
Был понедельник, тридцатое мая тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
Я вернулся.
Спасибо, Джек.
Джордж Олдман, сидевший в центре стола, заговорил:
– Спасибо. Я уверен, что вы уже в курсе того, что вчера, рано утром, в парке Солджерс Филд на Раундхей-роуд был найден труп женщины. Пострадавшая была опознана как миссис Мари Уоттс, урожденная Оуэнс, тридцати двух лет, проживавшая в Лидсе, на Фрэнсис-стрит. Миссис Уоттс стала жертвой чрезвычайно жестокого нападения, подробности которого на данной стадии расследования мы не можем вам сообщить. Скажу только, что предварительная медэкспертиза, проведенная профессором Фарли из Отдела судебной медицины Лидского университета, показала, что миссис Уоттс погибла в результате мощного удара тяжелым тупым предметом по голове.
Читать дальше