Ингер Фриманссон - Доброй ночи, любовь моя

Нужно еще раз позвонить, нет, он обижен, задет. Он не ответит, хоть целый день названивай. Возможно, он из тех, кто долго помнит обиду, и она хорошо понимает его.

Кто-то стоит у двери... Он? На крыльце и вправду стоял мужчина, она видела его силуэт сквозь молочно-матовое стекло. Похож на Ханса-Петера... неужели он?

Но это был не Ханс-Петер.

Она поняла, кто это.

Тор, это был Тор, муж Берит.

– Вы Жюстина, не так ли?

Он выглядел измотанным, на подбородке пробивалась щетина, глаза маленькие, мутные.

– Входите, – тихо сказала она.

Он стоял в передней и осматривался.

– Значит, она была здесь в субботу. Я пытаюсь поставить себя на ее место, представить, как она рассуждала, что делала.

– Да...

– Куда вы потом пошли?

– Наверх, по-моему. Мы там долго сидели и разговаривали.

– Тогда давайте тоже поднимемся.

Она двинулась по лестнице, держась за перила, нога снова разболелась, он заметил, что она хромает, но ничего не сказал.

– Может, хотите кофе?

– Я не хочу кофе, я ничего не хочу.

Птица примостилась на спинке стула, на котором сидела Берит. При виде незнакомого человека она закричала. Тор Ассарсон дернулся.

– Ох, а это еще что, мать твою?

– Все спрашивают, – устало произнесла она. – Всего лишь птица, мое домашнее животное.

Он остался стоять в дверях. Жюстина вытянула руку, птица перелетела на нее, оттолкнулась и принялась нарезать круги под потолком, затем уселась на книжном стеллаже, на самой верхотуре.

Тор Ассарсон прикрывал голову руками.

– Как можно держать дома такое?

Она промолчала.

– Вы позволите сесть? Или еще будут сюрпризы?

Жюстина уже раскаивалась, что впустила его в дом. Он был раздражен, зол и явно пребывал в шоке.

Она опустилась на краешек стула.

– Вы здесь сидели? – спросил он.

– Да, думаю, здесь.

– Мы с Берит женаты много лет. И только теперь я осознал, что она стала частью меня. Понимаете? Но теперь уже поздно!

– Вы почты дождались? – спросила Жюстина.

– Да. Но там ничего не было. К тому же вот что я нашел. – Тор сунул руку в карман и вытащил паспорт, с силой швырнул на стол. – Значит, она никуда не уехала. Во всяком случае, из страны она не уезжала.

–А как же Европейский союз, все такое... разве в этих странах паспорт нужен?

– Думаю, нужен.

– Да... я боюсь, что ничем не могу вам помочь.

– Вы дружили, когда учились в школе? Были закадычными подружками или как это называется?

– Не могу этого сказать.

– Да, я догадался из слов Берит. Из ее намеков. Вас в школе травили, да? Хотя в те времена это не называлось травлей? Над вами издевались?

– Иногда приходилось тяжело. Но я ведь не ходила и не думала об этом постоянно, к тому же столько времени прошло.

– Она намекнула, что хочет поговорить с вами об этом. Знаете, ей это покоя не давало.

– Да?

– Так она с вами поговорила о том времени, хоть что-нибудь сказала?

Голова у Жюстины шла кругом. Что она должна ответить, какой ответ будет правильным?

– Она сказала, что не всегда была ко мне добра.

– Именно так сказала?

– Вроде бы да.

– А вы что ответили?

– Я не помню... думаю, сказала, что и сама была не ангел.

Она сидела сгорбившись, разглядывая его рубашку: воротник мятый, галстука нет.

– Мальчики, – глухо проговорил он. – Что я им скажу?

– Я понимаю ваше беспокойство, – прошептала она. – Но ведь еще не так много времени прошло, попытайтесь набраться терпения. Может, она вам звонит именно в этот момент, может, она сейчас на телефоне.

– Я перевел звонки на мобильный. – Он похлопал по карману пиджака. – Тут же услышу, если кто-то позвонит домой. Она сказала, куда собирается? Можете вспомнить точно ее слова?

– Ох, вряд ли.

– Она просто глянула на часы и сказала, ой, да уже поздно, пора ехать?

– Наверное, что-то в этом духе.

– В выходные я уезжал на дачу. Иначе я бы раньше поднял шум. Зачем, зачем, мать твою, я поехал на эту чертову дачу! – Он потер пальцами лоб. – Не понимаю. Ничего не понимаю!

– Да... Думаешь, что знаешь человека. А оказывается, что ты его совсем не знаешь.

– Правда, абсолютная правда!

Зазвонил телефон. Жюстина вскочила:

– Извините.

Ханс-Петер, думала она. Милый, хороший, дорогой Ханс-Петер.

Но это был другой Ханс.

Ханс Нэстман.

Поднялся ветер. За окном клубами дыма кружили облачка сухого снега. К лицу прилила кровь.

– Добрый день, Жюстина Дальвик. Вы меня помните?

– Конечно, помню. Разумеется. Зачем вы звоните... что-нибудь новое про Натана?