Ингер Фриманссон - Доброй ночи, любовь моя

– Чель, мы все это уже слышали.

– И профсоюзные взносы я платил, но что там профсоюзы...

Ханс-Петер знал, что остается только поддакивать. Он и поддакивал. Он просидел, кажется, еще около часа, затем посмотрел на часы и поднялся:

– Сейчас-то уж мне точно пора выметаться, если я хочу успеть вовремя. Разрешите поблагодарить и откланяться. Еще раз с днем рождения!

И вспомнил, что день рождения у отца был несколько дней назад.

Он протянул отцу руку. Тот крепко сжал. Лицо его сложилось в гримасу, словно он собирался еще что-то сказать. Но лишь откашлялся и спрятал ладони в вытянутые рукава кофты.

– Счастливого пути, Ха-Пэ, хорошо, что заглянул.

– Называй его по имени, – сказала мать. – Он же не соус какой-нибудь!

– Больше не соус, ха-ха! – хрипло рассмеялся отец.

Мать шагнула к Хансу-Петеру, легонько обняла. Она была на голову ниже его. Он посмотрел на мать. Волосы у нее поредели, просвечивала бледная кожа. Он крепко прижал ее к себе.

Ханс-Петер доехал на электричке до Центрального вокзала, а оттуда пешком двинулся в гостиницу. Дождь утих, и ему хотелось подышать воздухом.

В холле гостиницы Ариадна возилась с аквариумом. Сегодня она припозднилась. Сообщила, что заболела дочка и пришлось дожидаться мужа. Ариадна нагнулась над аквариумом, джинсы туго обтягивали ее ноги.

Ханс-Петер взял со стола журнал регистрации и принялся небрежно листать.

– А что с твоей дочкой? – поинтересовался он.

– Мне кажется, у нее этот самый грипп.

Рука ее была опущена в аквариум, Ариадна водила по дну шлангом, выкачивая мелкие червячки-экскременты.

– Я говорила Ульфу, чтобы купил больших рыбок, – сердито сказала она. – А он мне – они не приживаются. А они приживаются. Я знаю, и я сказала Ульфу, что знаю. А он мне – нет, не приживаются.

Ханс-Петер внезапно почувствовал раздражение. Хотелось остаться одному. Интересно, прибралась ли она во всех помещениях? Скорее всего да, потому как она обычно занималась аквариумом перед самым уходом.

– Все комнаты убраны? – спросил он.

Она повернулась к нему, карие глаза смотрели удивленно.

– Комнаты?

– Да.

Он подумал, что не стоит ей носить джинсы в обтяжку. Интересно, а какой у нее муж? Хорошо ли с ней обращается?

– Неважно, – раздраженно ответил он. – Просто мысли вслух.

Она вновь занялась аквариумом, расстелила вокруг газеты, чтобы не забрызгать пол. Книга, которую Ханс-Петер одолжил у Жюстины, лежала в сумке. Он собирался раскрыть ее, как только Ариадна уйдет. Не мог дождаться, когда возьмет в руки книгу. Им овладело странное чувство – ощущение торжественности момента. Он бережно, словно хрупкую драгоценность, уложил книгу в портфель. Прочел он ее уже несколько дней назад и с тех пор представлял, как навестит Жюстину, чтобы вернуть книгу. Ему хотелось растянуть время, чтобы помечтать о том, как это будет, как он снова увидит ее.

Книга как-то по-особенному задела его за душу. Речь в ней шла о мужчине среднего возраста по имени Дабин, который писал биографии и в один прекрасный день задумался о своей собственной жизни. Между ним и Дабином существовало сходство, и это взволновало Ханса-Петера. Будто он никогда не жил по-настоящему, будто жизнь утекала, а он ничего не мог с этим поделать. Ему хотелось обсудить книгу с Жюстиной, которую он и не знал вовсе, но помнил прикосновение к ее обнаженной ноге, помнил, как нога покоилась у него на коленях.

Ариадна пристроила на место стекло-крышку, смотала шланг. Вид у нее был грустный.

– Я могу собрать твои газеты, – предложил Ханс-Петер.

Она устало махнула рукой.

Он присел на корточки и скомкал газетные листы. Они были мокрые, перепачканы черными склизкими водорослями. Ариадна скрылась в кухне, он услышал, как ударила струя воды. В нем поднималось чувство вины. Он втиснулся за ней в кухонную каморку, запихнул газеты в корзину для бумаг.

– Она очень больна, твоя дочурка? – хрипло спросил он.

– Температура.

– Привет ей передай. Скажи, чтобы поправлялась.

Ариадна кивнула. Он слегка обнял ее за плечи:

– Хороших выходных. До понедельника.

Он набрал ее номер. Он даже не думал, что ее имя есть в телефонном справочнике, решил, что она предпочитает скрытый номер. Но номер не был скрытым. Он несколько раз повторил его вслух, даже не заметив того. Цифры засели в памяти.

Приехали новые гости, он выдал ключи. Около десяти часов он снял трубку и медленно набрал номер Жюстины. Пять гудков. Господи, да она, наверное, спит уже? Он собрался было дать отбой, но тут гудки смолкли. В трубке воцарилась тишина.