Ингер Фриманссон - Доброй ночи, любовь моя

Он иногда заходил домой к Хансу-Петеру и дивился на количество книжных полок, поглаживал корешки книг и спрашивал, сколько же их.

– И ты их все прочел?

– Ты каждый раз спрашиваешь.

– Сколько их? Сколько сотен?

– Сотен? Да их больше тысячи.

Они были разными, но хорошо ладили. Ульф тоже был разведен, а как-то раз после развода Ханса-Петера они вместе даже скатались в Лондон, ходили там по пабам, говорили за жизнь.

У него была хорошая работа, а Ульф – хороший начальник. Работа ночного портье вряд ли можно назвать престижной. Но ведь главное – это то, что он сам чувствует и думает.

В конце января пришли холода. Навалило много снега. Ханс-Петер просыпался около полудня и отправлялся на долгую прогулку. Иногда он подумывал, не завести ли собаку. Боксера, а может, другую симпатичную породу. Проблема заключалась в том, что он не мог брать собаку на работу. Люди имеют привычку страдать аллергией, в гостинице наверняка поубавилось бы постояльцев.

Он вспоминал о собаке, за которой однажды присматривал. Он был тогда еще мальчишкой. Они снимали летний домик в дачном поселке на острове Готланд. Рядом с ними жила пожилая пара, державшая маленькую толстую таксу, похожую на колбасу. Поначалу Ханс-Петер ее боялся. Женщина научила его, как приказать собаке сидеть, протягивая на ладони кусочек песочного торта. Тогда такса подгибала задние лапки и садилась, он видел длинный живот и мелкие светлые соски. Собака не брала торт, пока Ханс-Петер не разрешит. Надо было сказать: «Возьми!» – и тогда такса косовато склоняла голову и быстро хватала кусок сбоку.

Он забыл, как звали собаку, но помнил, что женщина разрешила ему гулять с ней на поводке. Такса проваливалась по самое брюхо в сыпучий песок, скулила и просилась на руки. С ними была Маргарета, тогда еще маленькая, ей было года два-три. Она хватала собаку своими цепкими маленькими ручками, такса иногда даже щелкала зубами, но никогда не кусала девочку. Будто понимала, что Маргарета еще щенок.

Он сидел в своем кресле портье, а на улице клубился снег, было темно, магазины уже закрылись. Если бы у него сейчас была собака, ее звали бы Белла, она бы лежала дома на его кровати и поджидала его. Грела бы ему постель. Ноги у него после ночного дежурства обычно были ледяными. А можно ли собаку так надолго оставлять? Наверное, можно. Хозяину собаки ведь не обязательно вставать среди ночи, чтобы повозиться со своим четвероногим другом или вывести его на прогулку?

Только правильно ли это? А вдруг Белла будет по нему скучать? Вдруг она станет поднимать морду к потолку и выть? Ночь за ночью. К чему это приведет? Может, его даже с квартиры попросят, а ему там так хорошо.

Холл в гостинице был небольшой, но приятный, прямо перед стойкой стоял плетеный гарнитур, на диване и креслах – подушки в крупные цветы. На стеклянном столике лежали несколько номеров разных газет и журналов: «Кулинария», церковная газета под названием «Вестник», «Новости дня» и «Шведские вести». На скамье справа стоял аквариум с рыбками двух видов: черные и прозрачные. Ханс-Петер, кажется, слышал, что черные рыбки называются Черные Молли [2]. Об этом ему как-то сообщила уборщица, правда, она плохо говорила по-шведски, так что он был не уверен, что правильно ее понял.

За аквариум отвечала уборщица. Она кормила рыбок и каждую неделю откачивала грязь и фекалии пластмассовым шлангом. Она приехала из Греции, ее звали Ариадной.

Естественно, подумал Ханс-Петер, когда столкнулся с ней в первый раз. Как иначе могут звать гречанку, если не Ариадной! Он попытался побеседовать с ней о лабиринте в Кноссосе, но она только прикрывала рот рукой и смеялась. Десны у нее были приметные.

Когда ей не удавалось найти няню, она приводила с собой в гостиницу дочь. Девочка была слепа. Она лежала на диванчике в каморке за стойкой портье. Ханс-Петер всегда знал, что она там побывала, от подушки пахло, а иногда она была влажной и немного липкой. Девочка обычно сосала длинные малиновые карамельки.

Дверь рядом с каморкой вела в кухню. По желанию постояльцев Ханс-Петер мог сделать им на ночь бутерброды с креветками или с сыром и зелеными оливками, которые он разрезал пополам и прикреплял зубочисткой. В его обязанности входило также в два часа ночи обходить коридоры и собирать обувь, которую кто-то мог выставить для чистки. Ульф имел склонность к старомодным традициям. Он тщательно следил за выполнением подобных услуг, а Ханс-Петер особо и не возражал, у него таким образом случался небольшой перерыв в его несколько монотонной службе дежурного. Повесив на руку большую корзину, он ходил по коридорам и собирал башмаки, помечая подошвы мелом – записывал номера комнат. В самую первую ночь, на новой работе, Ханс-Петер решил, что запомнит, какие башмаки из какой комнаты. Это оказалось труднее, чем он думал. Ему пришлось расставлять обувь наугад. Две пары мужских ботинок приземлились не на свое место, но постояльцы не рассердились, отнеслись как к смешному эпизоду, о котором могли рассказать, вернувшись домой.