Но я знал, что это невозможно, как бы мне этого ни хотелось, и, когда днем я обговорил это с Сарой, она согласилась со мной.
— Он должен уехать, Хэнк, — сказала она. — Не может быть и речи о том, чтобы он остался.
Мы сидели у камина в гостиной. Сара опять вязала, и, когда она говорила, спицы негромко постукивали, словно переводили ее слова на азбуку Морзе.
— Ты должен заставить его понять это.
— Знаю, — кивнул я. — Но там я не мог этого сделать. Скажу ему обо всем в понедельник.
Она покачала головой.
— Не говори, пока не возникнет необходимость.
— Что ты имеешь в виду?
— Со временем он может утратить интерес к своей затее.
Я понял ее позицию; она боялась, что мой отказ настроит Джекоба враждебно по отношению к нам, толкнет его к Лу. Я хотел было поспорить с ней, сказать, что не стоит опасаться Джекоба, что он все-таки мой брат и ему можно доверять, но вдруг понял, что у меня нет весомых аргументов, нет солидных, объективных доказательств его преданности. И потому мне не оставалось ничего другого, как сказать:
— Жаль, что мы не можем помочь ему с фермой.
Спицы замерли, и я почувствовал на себе взгляд Сары.
— Он не может здесь оставаться, Хэнк. Это погубит нас.
— Знаю. Я просто сказал, что мне жаль отказывать ему в помощи.
— Тогда возьми с него обещание, что он уедет. Только так ты сможешь ему помочь.
— Но что он будет делать, Сара? Ты об этом подумала? Ему ведь некуда ехать.
— У него будет миллион долларов. Он сможет поехать куда угодно.
— Только не туда, куда хочет.
— Совершенно верно, — подтвердила она, кивнув.
Спицы вновь замелькали в ее руках.
— Я всегда плохо относился к Джекобу, — проговорил я, — даже когда мы были маленькими. И мне кажется, будто я всю жизнь предавал его.
— Можно подумать, он очень много сделал для тебя.
Я пропустил ее слова мимо ушей. Она меня не понимала.
— Когда-то я относился к нему почтительно, — продолжал я. — Но только до той поры, пока не пошел в школу, где стал свидетелем того, как над ним издеваются из-за его полноты. Тогда я начал стыдиться того, что он мой брат. И смотреть на него свысока. Он знал это, чувствовал перемену в наших отношениях.
Спицы продолжали постукивать.
— Это вполне естественно, — сказала Сара. — Ты же был маленьким.
Я покачал головой.
— Он был таким робким, ранимым ребенком.
— А теперь такой же робкий и ранимый взрослый.
Я нахмурился. Мне хотелось выразить ей свои чувства к брату, поделиться своими переживаниями и отчаянием, которые не давали мне покоя с той самой минуты, как мы расстались с Джекобом.
— А ты знаешь, что он писался в постели? — спросил я.
— Кто, Джекоб? — Сара ухмыльнулась.
— В седьмом классе у него вдруг возникли проблемы с мочевым пузырем. Это продолжалось всю зиму и весну. Мама специально заводила будильник, чтобы просыпаться среди ночи и будить Джекоба, вести его в туалет, но все было бесполезно.
Сара не отрывалась от вязанья. Казалось, она не обращает никакого внимания на то, что я говорю.
— В довершение ко всему я проболтался одному из своих приятелей, и очень скоро об этом узнали все. Вся школа.
— Джекоб был в ярости?
— Нет. Ему было очень стыдно, но это лишь всех подзадоривало. Он не рассказал об этом родителям, так что мне удалось избежать наказания. — Я сделал паузу, задумавшись над этим. — Это был самый жестокий поступок в моей жизни.
— С тех пор прошло так много времени, Хэнк, — сказала Сара. — Готова спорить, что сейчас он даже не вспомнит, что такое было.
Я покачал головой. Мне вдруг стало ясно, что не следовало говорить об этом: рассказ был совершенно некстати, к тому же я сказал вовсе не то, что хотел. А хотелось мне просто выразить свое искреннее желание помочь брату, сделать для него что-нибудь хорошее, изменить его жизнь к лучшему. Но как облечь все это в слова — я не знал.
— Какая разница — помнит он или нет?
Вот все, что я сказал.
Поздно ночью меня разбудил шум подъехавшего автомобиля. Сара лежала на спине рядом со мной, дыхание ее было глубоким и ровным. Единственным источником света в комнате был электронный будильник, циферблат которого отбрасывал бледно-зеленые блики на ночной столик и укрытый одеялом огромный живот Сары.
Часы показывали без четверти час. Я услышал, как мотор автомобиля заглох.
Соскользнув с кровати, я босиком прокрался к окну. Небо было чистым. Полумесяц — бледно-желтый, почти белый — завис посередине небосклона. Звезды струили яркий и холодный свет, который, просачиваясь сквозь ветви деревьев, отражался на снегу блестящими искорками. На подъездной аллее, припаркованный к дому, стоял автомобиль Лу.
Читать дальше