Гордон Рис - Мыши

И зловещий холмик овального розария.

Ради всего святого, он же мертв! Он мертв!

Я резко захлопнула дверь и дрожащими руками накинула цепочку.

Я до сих пор не понимаю, как мне удалось прожить тот день.

После отъезда мамы я сидела за обеденным столом, обмякшая, как марионетка с оборванными нитями. Я просидела, должно быть, часа два, вновь и вновь переживая перипетии прошлой ночи, с той самой минуты, как я проснулась, и до рокового удара по черепу грабителя разделочной доской.

Видимо, мой разум, будучи не в силах объять страшную картину происшедшего, был вынужден возвращаться к тем событиям в отчаянной попытке осмыслить их. У меня не было сил сопротивляться этому, и я, как зомби, сидела, уставившись прямо перед собой в пустоту, в то время как перед моим мысленным взором разворачивалась агония смертельной схватки, причем в замедленном темпе. И когда со смертью грабителя наступал конец, все начиналось заново.

Громкий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть на стуле и вернул в реальность.

Полиция! Это полиция! Но как им удалось так быстро найти нас?

Словно во сне, я медленно двинулась к двери под бешеный аккомпанемент сердцебиения.

Я не должна впускать их, даже если они предъявят ордер. Я не должна впускать их!

Трясущейся рукой я отдернула штору и украдкой выглянула в окно. Во дворе не было ни полицейских машин, ни мигалок, ни офицеров в черной форме с трескучими рациями. На пороге стоял всего лишь Роджер. Роджер, с потрепанным портфелем в руке. Роджер, насвистывающий себе под нос. Роджер, который жмурился, глядя в безоблачное голубое небо.

В то утро Роджер пребывал в исключительно хорошем настроении. Я никогда еще не видела его таким жизнерадостным и разговорчивым, как будто это у него был день рождения, а не у меня. Он подарил мне красивое издание «Ребекки» Дафны дю Морье в твердом переплете и открытку с карикатурной собакой в берете и блузе художника с пожеланием: « Я хочу нарисовать что-то особенное к твоему дню рождения », а на развороте было продолжение: « ТАК ЧТО ДАВАЙ КУТИТЬ ». [2] Игра слов: «Let’s paint the town red» — «Давай кутить» — дословно означает «Давай раскрасим город в красный цвет». — Примеч. пер.

Ценой невероятных усилий мне удалось разыграть нечто похожее на девичий восторг, чего и ожидал Роджер, в то время как мой мозг готов был взорваться. От одного лишь упоминания о дне рождения, который отныне ассоциировался с отнюдь не праздничными событиями ( Что это?. — Это подарок на день рождения моей дочери. — Что там?), меня бросило в жар, и слезы закипели в глазах, так что пришлось усиленно моргать, чтобы от них избавиться.

Я через силу отвечала на льющиеся потоком вопросы Роджера ( Что тебе подарила мама? Вы собираетесь куда-нибудь сегодня вечером?), с трудом подбирала слова, словно разучилась говорить или еще не оправилась от заморозки, натягивала такую вымученную улыбку, что начинало сводить лицевые мышцы. Чтобы он не заподозрил фальши в моем энтузиазме, я все-таки улучила момент и сказала, что мы с мамой накануне выпили лишнего и сегодня с утра страдаем от последствий.

— Да уж, я заметил, что глазки у вас сегодня красные, юная леди, — поддразнил он.

Мы прошли в столовую, привычно расположились за обеденным столом, и Роджер принялся распаковывать свой портфель. Я нервно наблюдала за ним, опасаясь, что его острые, проницательные глаза могут заметить и еще что-нибудь. Они так и бегали за толстыми линзами очков, похожие на умных зеленых рыбок. Увидят ли они то, что мы упустили из виду? Может, торчащий из-под дивана кончик истрепанной веревки, которой он связывал нас? Белый обрубок вместо трубы дымохода на миниатюрном коттедже? Треугольный осколок разбитой вазы, валяющийся возле ножки его стула? Что окажется той крохотной ниточкой, потянув за которую можно будет распутать клубок? Я старательно выписывала каракули на полях своей тетради, не смея поднять на него взгляд, на случай если что-то в моем лице выдаст тревогу.

По мне, так все в этой столовой было запачкано, скомпрометировано, осеменено событиями прошлой ночи. Всего несколько часов тому назад в серванте и антикварном бюро шарил грабитель; деревянная чаша с ароматической смесью валялась на полу; безделушки с серванта были сметены в красную спортивную сумку, которая была в его руках, когда я ударила его ножом, а сам нож лежал на обеденном столе (на том самом месте, куда сейчас Роджер положил свой пенал), прежде чем я схватила его и бросилась в сад; на стуле, где сейчас расположился Роджер (на спинке были царапины), еще недавно сидела мама, со связанными руками и ногами, покорно ожидая своей участи.