Деннис Лихэйн - Когда под ногами бездна [Since We Fell ru]

– Но вы же пытались, – приветливо кивнула она. – И наговаривали на них в моем присутствии. Готова спорить, что, порыскав по барам в вашей округе, я найду свидетельства того, что вы наговаривали на них половине всех мужчин в западном Массачусетсе. А значит, Феликс, вы нарушили условия испытательного срока. Когда «Глоб» напечатает эту статью, вы отправитесь прямиком за решетку.

Она откинулась на спинку стула, наблюдая за Браунером. Тот потерял дар речи. Наконец он вскинул голову, в глазах его читались мука и недоумение.

– Эти руки, – возопил он, подняв их, – дали вам жизнь!

– К чертям собачьим ваши руки. Предлагаю новую сделку. Я не публикую эту статью.

– Да благословит вас Господь! – Он выпрямился. – Я всегда знал…

– Скажите, как звали моего отца.

– С удовольствием, но давайте сначала закажем выпивку и обсудим это дело.

– Вы немедленно скажете его имя, или я отошлю статью в редакцию, надиктовав ее прямо с этого телефона.

И Рейчел кивнула в сторону бара. Браунер сгорбился и задумчиво посмотрел на потолочный вентилятор, крутившийся у него над головой со ржавым скрипом.

– Она называла его Джи-Джи.

Рейчел сунула листы в сумку, чтобы скрыть дрожь в руках.

– Почему Джи-Джи?

Он повернул руки ладонями кверху, повинуясь своей судьбе.

– Что мне теперь делать? Как жить?

– Почему она называла его Джи-Джи? – повторила Рейчел, поняв, что непроизвольно сжимает зубы.

– Все вы одинаковы, – прошептал он. – Высасываете из мужчин кровь, до последней капли. Из достойных мужчин. Вы хуже бубонной чумы.

Рейчел встала.

– Сядьте, – произнес он громко. Двое, сидевшие за столиком неподалеку, повернулись в их сторону. – Пожалуйста, сядьте. Не бойтесь, я буду вести себя хорошо.

Она села.

Доктор Феликс Браунер достал из кармана пиджака старый, сложенный вчетверо листок бумаги, развернул его и протянул через стол. Рейчел взяла его. Дрожь в руке усилилась, но ей было наплевать.

Это был больничный бланк с шапкой «Женская клиника Браунера». Ниже стоял заголовок «Анамнез отца».

– Он приходил ко мне в клинику всего два раза. Мне показалось, что они часто ссорились. У некоторых мужчин возникает страх перед беременностью их женщины. Им представляется, что они попали в ловушку.

В графе «Фамилия» было аккуратно написано синими чернилами: «ДЖЕЙМС».

Вот почему они не могли его найти. Его фамилия была Джеймс, а имя – Джереми.

Джереми Джеймс с сентября 1982 года преподавал с полной нагрузкой в Коннектикутском колледже, небольшом учебном заведении гуманитарного профиля в Нью-Лондоне. В том же году он купил дом в городишке Дарем с семитысячным населением, расположенном на 91-й автомагистрали, в шестидесяти милях от того места в Саут-Хэдли, где выросла Рейчел, и в десяти минутах езды от дома в Мидлтауне, снятого ее матерью в тот год, когда Рейчел заболела мононуклеозом.

В июле 1983 года он женился на Морин Уайдермен, а в сентябре 1984-го у них родился сын Тео. Второй ребенок, Шарлотта, стала подарком на Рождество 1986 года. «Значит, у меня есть единокровные брат и сестра», – подумала Рейчел и впервые после смерти матери почувствовала хоть какую-то связь с миром.

Зная фамилию и имя, Рейчел уже через час получила всю информацию о жизни Джереми Джеймса – по крайней мере, ту, которая попала в официальные источники. Он стал адъюнкт-профессором истории искусства в 1990 году и профессором в 1995-м. В 2007 году, когда Рейчел разыскала его, он работал в колледже уже четверть века и возглавлял кафедру. Его жена, Морин Уайдермен-Джеймс, работала хранителем отдела европейского искусства в хартфордском музее «Уодсворт Атенеум». В Сети отыскалось несколько фотографий Морин, Рейчел понравились ее глаза, и она решила, что с ней можно будет поладить. Нашелся и Джереми Джеймс, теперь уже лысый и с большой бородой. На всех снимках он выглядел солидным, многознающим профессором.

Рейчел позвонила Морин Уайдермен-Джеймс и представилась. Последовала крошечная пауза, а за ней ответ:

– Я уже двадцать пять лет жду твоего звонка. Ты даже не представляешь, Рейчел, какое это облегчение – услышать твой голос.

Закончив разговор, Рейчел уставилась в окно, стараясь не заплакать, с губой, закушенной до крови.

Она отправилась в Дарем в начале октября, в субботу. На протяжении почти всей своей истории Дарем был центром сельскохозяйственного района, и, проезжая по узким проселочным дорогам, Рейчел видела огромные вековые деревья, полинявшие красные конюшни и коровники, а иногда – коз. В воздухе стоял запах горящей древесины и яблок из близлежащих садов.