Деон Мейер - Телохранитель

— Хорошо, Элинор.

— Вы неплохо поработали.

Неужели?

Ресторан был полон.

— Воскресенье, — объяснил доктор Кос Тальярд. — День посещений. Родственники навещают больных. — Склонившись над тарелкой безвкусного куриного шницеля под сырным соусом, он рассказал, что они прожили в Нелспрёйте уже шестнадцать лет — сначала работали в центральной больнице, потом в клинике системы Саусмед. — И за все эти годы к нам ни разу не попадала пациентка, которая упала с поезда из-за пулевого ранения.

Я молча посмотрел на него и продолжал жевать.

— Что случилось? — спросил он.

— Кто-то сильно рассердился на нас.

— Но за что? За что можно так сердиться?

— Не знаю.

Он недоверчиво покачал головой.

— Я говорю правду, — сказал я.

— Обычно люди реагируют не так, — заметил доктор Кос.

— Знаю.

Он ведь хотел выяснить, кто на нас напал и почему.

В номере я увидел еще одно красиво отпечатанное послание от Мэгги Т. Падаячи. И ключи от машины.

«Уважаемый мистер Леммер!

Из фирмы проката вам пригнали серебристую „Ауди-А4“. Она припаркована у ворот. Кроме того, звонила г-жа Жанетт Лау и просила перезвонить ей на сотовый, когда вам будет удобно.

С наилучшими пожеланиями,

Мэгги Т. Падаячи,

менеджер по работе с клиентами».

Я позвонил Жанетт.

— Спасибо за машину!

— На здоровье. Говорят, ей уже лучше.

— Да, они так говорят.

— А ты? Как ты себя сегодня чувствуешь?

— Нормально.

— Леммер, на ближайшие рейсы мест нет. Вся страна сорвалась с места и куда-то летит на Новый год. Мы сможем прилететь только завтра.

— «Мы»?

— Я беру с собой Фиктера и Миннара.

— Вот как!

Обычно она сама никуда не ездит. Она услышала удивленные нотки в моем голосе.

— Ты ведь знаешь, каково в Кейптауне сейчас, в период отпусков. Полно иногородних и иностранцев. А я уже давно не была в Лоувельде.

— Когда вы прилетаете?

— Будем к обеду. Я привезу тебе рождественский подарок. Надеюсь, это то, что ты хотел.

— Спасибо!

— Вот самое меньшее, что я могу сделать.

Я подумал: странно она выражается.

— Ее состояние достаточно стабильно, и сегодня мы сможем сделать ей компьютерную томографию, — заявила Элинор Тальярд, когда я к двум часам вернулся в блок интенсивной терапии. — Ваша смена заканчивается в четыре.

Я сел. Эмма, накрытая простыней, была такой же бледной и бесплотной.

— Здравствуй, Эмма.

Ей поменяли капельницу. Над кроватью висел пухлый пакет с каким-то прозрачным раствором.

— Я ходил обедать. Здешние куриные шницели — совсем не то, чем нас кормили в «Мололобе». Потом я позвонил Жанетт Лау. Завтра она привезет сюда двоих телохранителей. Эмма, они присмотрят за тобой. До тех пор, пока я не покончу с делами.

Покончу. С чем покончу? Я понятия не имел, с чего мне начать. Я сидел рядом с едва знакомой мне женщиной, и у меня руки чесались разбить кому-то башку, только я пока не знал кому.

Мне хотелось пойти к себе, лечь на кровать, закрыть глаза и еще раз вспомнить, где побывали мы с Эммой, вспомнить все до мельчайших подробностей. Я не верил ей тогда, когда следовало. Не слушал, не смотрел, не обращал внимания. А теперь в голове крутятся только обрывки мыслей, довольно глупых, надо сказать, и я не могу их поймать. Они все время ускользают, когда я пытаюсь схватить их. Как мыло в ванне. Я должен подумать. В том, что произошло, нет никакой логики. Этого недостаточно для того, чтобы убить Эмму Леру. Что она натворила такого, что кто-то хочет ее убить? Какого джинна она выпустила из бутылки? В какое осиное гнездо сунулась?

Перчатки — летом? В Лоувельде? На тех двоих были перчатки и вязаные шлемы, а на снайпере не было ни того ни другого. В Кейптауне к ней в дом вломились трое, но тогда лица были скрыты у всех троих. Интересно, на них тоже были перчатки? Перчатки в Кейптауне — еще понятно, они не хотели оставлять отпечатки пальцев. Но в вельде?

Почему они напали на нас только вчера? Чего они ждали? Может, им сначала надо было прилететь сюда из Кейптауна? Я попытался расположить события в хронологическом порядке. Эмма увидела в выпуске новостей репортаж про Коби де Виллирса. Это случилось за два дня до того, как на нее напали. За три дня до Рождества. Двадцать второго. В субботу, двадцать второго декабря.

Два дня. Почему такой разрыв между ее звонком инспектору Патуди и нападением в Кейптауне? Что это значило?

Мы прилетели сюда двадцать шестого декабря. За один, два, три… четыре дня до засады. Ну и что? Какая тут связь?