Джофф Николсон - Город под кожей

Она шла домой – да, поздно, да, с вечеринки, нет, не совсем трезвая, на шпильках, прекрасно понимая, что в этом, как и в любом другом районе города, легко нарваться на неприятности. Может, захотела себя проверить, доказать собственную крутость, самодостаточность, способность спокойно пожать плечами перед лицом реальной опасности… Так или иначе, в критический момент ни крутость, ни самодостаточность не сработали.

У нее не было дурного предчувствия, будто что-то вот-вот случится. Жертва даже не успела обернуться. Кто-то тихо подкрался сзади, кто – она так и не увидела, зато почувствовала хватку насильника – сильного, знающего, что делает, не какого-нибудь случайного психа. Он повалил ее и прижал к земле. Жертва закричала – не от страха (хотя ей было страшно), а пытаясь отпугнуть нападавшего. Тот не испугался. Ей быстро что-то натянули на голову – мешок, кожаный капюшон фетишиста без отверстий для рта или глаз, но с маленьким резиновым клапаном, позволяющим дышать. Очевидно, она была нужна живой, по крайней мере пока. В ноздри ударил запах коровьей шкуры, чужого пота и слюны.

Жертва извивалась, пыталась откатиться в сторону, брыкалась. Насильник был готов к такому поведению. Он действовал умело, опытно, не давая двигаться, и быстро связал ее по рукам и ногам. Ничего не говорил, не угрожал, не приставлял к виску или горлу оружие – он и без него прекрасно справился.

Жертва приготовилась к тому, что обычно всегда следует в таких случаях, – унижениям, побоям, в конце концов, изнасилованию, однако связанные лодыжки и закрытое лицо подсказывали, что ее ждет нечто не столь ординарное. Сначала ее подняли и положили на пол микроавтобуса. Насильник обращался с ней не очень бережно, хотя и не швырял, не тратил энергию попусту. Дверцы захлопнулись, машина тронулась. Поездка оказалась длительной – с одной стороны, хотелось, чтобы она побыстрее закончилась, с другой – в конечном пункте могло подстерегать большее из зол.

Микроавтобус остановился. Насильник вытащил жертву наружу. Она на короткий миг ощутила, что находится на открытом воздухе, потом – внутри какого-то здания; ее наполовину отнесли, наполовину отволокли по лестнице в подвал. Там еще раз приподняли, ничком уложили то ли на металлическую скамью, то ли на прозекторский стол и прикрутили ремнями, а может быть, веревками, чтобы не дергалась.

Жертва не удивилась, когда ее оголили. Не содрали одежду, не стащили – аккуратно закатали и спустили. Раздели не совсем, обнажив только спину и ягодицы. Жертва напрягалась под железными пальцами насильника, гадая, к чему ее готовят. Прислушалась, как открывают и закрывают ящики и шкафы. Вынимали какое-то оборудование. Последует игра в больничку?

Потом началось. Раздалось жужжание, словно работала бормашина; жертва ощутила, как что-то пробороздило спину, оставляя четкую линию боли. Нож? Игла? Шприц? Хотят ввести наркотик или какой-нибудь препарат? Нет, не то. Это не укол. Уколы причиняют боль в одной точке. А тут как будто режут – раз за разом, скорее вширь, чем вглубь. В уме появился образ швейной машинки, пришивающей к спине заплаты. Жертва перебрала несколько объяснений, прежде чем подумала о тату-машинке, а подумав, сразу поняла, что попала в точку. Ее метили, клеймили.

Конечно, было больно, хотя конкретную боль от нанесения тату было трудно отделить от общей боли и унижения, когда тебя похитили, связали, накрыли колпаком, оголили и подвергают насилию. Сами по себе иглы, впивающиеся в плоть, еще можно было вытерпеть, вообразив, что тебя кусает множество гадких насекомых, однако истинную муку причиняло неведение – как долго будет продолжаться пытка и когда закончится.

Жертва ничего не смыслила в татуировках, но где-то слышала, что рано или поздно происходит выброс эндорфинов, превращающий боль в удовольствие. Этого нельзя допускать; нельзя разрешать себе чувство облегчения, не говоря уже об эйфории. Спину бросало в жар и холод – по очереди, потом одновременно. Кожа оставалась влажной – от пота, крови, возможно, туши или жидкости, которой ее то и дело смазывали. Жертва пыталась понять причину, представить себе, в какой узор сложатся сгустки и дорожки боли, какие сокровенные образы начертают – безумную мадонну, кошек с оранжевыми глазами, дьявольских женщин, галеоны с черными парусами в огне?

Как долго это продолжалось, неизвестно. Несколько часов или намного меньше? Как и с поездкой на микроавтобусе, невозможно предсказать, что ожидает в конце. Если насильник решит убить ее, ему никто не помешает. Жертва полностью в его власти. Никто не придет на выручку, и уж тем более не спастись самостоятельно.