Титания Харди - Лабиринт розы

Люси блуждала взглядом по фреске — ответа не находилось. Тщетно она пыталась сопоставить частности, которые они накануне обсуждали с Алексом, распознать отгадки, очевидные для Тампля. К несчастью для нее, тот не собирался выказывать ей свою осведомленность, иначе подсказал бы про панельную обшивку. Неужели Ги намекает на стекло, защищающее роспись?

— Быть не может, чтобы по ходу дела требовалось испортить такое… — В ее голосе прозвучало неподдельное сомнение. — Скорее всего, нам нужно «заменить стену», чтобы найти то, что здесь спрятано.

Про себя она подумала: «То, что Уилл оставил для Уилла», — и добавила:

— Здесь должен быть еще один фасад, возможно параллельный с розой или Адонисом — не зря же он символизирует Воскресение.

Тампль, словно святоша в религиозном экстазе, все тянул свои песнопения. Они осмотрели остальные, несомненно, сплошные стены зала. Вдруг Люси осенило: «все сгорело в пламени», «соединенные между собой фрагменты»! Она воодушевленно выпалила:

— В этой стене когда-то был камин! Вот тут, за этой красивой обшивкой. Здесь та самая щель, сквозь которую влюбленные могут тайком проникнуть в прошлое.

Уолтерс узнал цитату из старинной рукописи, но все равно не мог понять, почему Люси решила, будто в этой стене был камин. Впрочем, она внутренняя, вверху есть место для дымохода — предположение вполне правдоподобное.

— Вы что же, хотите отодрать все это? Комиссия по историческому наследию обольется холодным потом, но будем считать, что вы правы.

Спустя минут десять, в течение которых вся компания ощупывала стену, они наткнулись на трещину.

— Ги, на твоей цепочке для ключей найдется тот лезермановский нож? — спросил Уолтерс.

Тампль перестал бубнить молитву, очевидно навеянную текстами рукописей.

— Да, Эф-У… — ответил он слабым голосом.

В груди и конечностях Тампль ощущал непривычный холод. Ему пришло в голову, что подобное недомогание, должно быть, ощущают археологи, вскрывающие давно позабытый склеп, высвобождая тем самым неизвестный вирус. Этот зал уже вторично навевал на него клаустрофобию, а босс, невзирая ни на что, был снова близок к неуместной эйфории. Тампль был не в силах проникнуть вместе с ним в преддверие рая и тоскливо предвкушал, что вот-вот вернутся демоны, обдавая их мерзостными запахами дыма и эля, мочи и протухшей снеди.

— Неси. Надо расшатать планки вот здесь.

Уолтерс ткнул пальцем в обшивку. Тампль попытался расшатать и выбить хотя бы одну филенку, но безуспешно. Наконец Уолтерс с издевательской усмешкой вручил ему фонарик и сам взялся за резец. С маниакальным упорством он шарил по стене до тех пор, пока одна из панелей неожиданно не упала, взметнув облачко пыли. От громкого звука оба «вознесенца» напряженно замерли, и тут же им под ноги с грохотом обрушилась часть стены. Застигнутая врасплох Люси нервно вскрикнула, а Тампль в прострации уронил фонарик, разбив его о громоздившиеся на полу обломки.

— Мисс Кинг, позвольте ваш фонарик. Ги оставил нас во тьме кромешной, — с ледяным сарказмом вымолвил Уолтерс, стараясь разглядеть хоть что-то во мраке зала.

Люси направила луч в образовавшуюся нишу, где обнаружился покрытый письменами ларец. Эф-У тихо присвистнул:

— Вот оно что! Старый очаг когда-то заложили кирпичом, а рядом вместо него соорудили большой камин. Анджело, перенеси-ка этот сундук поближе к нам. Мы на пороге великого открытия! Томас Брайтман предупреждал нас, что первой чашей гнева Божьего явилось наследование Елизаветой престола в тысяча пятьсот пятьдесят восьмом году, а седьмая труба Откровения вострубила в тысяча пятьсот восемьдесят восьмом, когда была разгромлена Армада. [139] Непобедимая Армада — военный флот, направленный испанским королем Филиппом II против Англии и потерпевший поражение в 1588 г. Соответственно, наступившее в ту пору неизбывное благоденствие возобновится с помощью некогда утерянного, а теперь заново обретенного знания, которое завещали нам великие мужи эпохи правления Елизаветы. И всеобщее счастье не прервется отныне до конца времен. Кто знает, может, в этих ларцах и спрятана та самая седьмая чаша? Момент наступает в высшей степени апокалиптический!

Люси, наблюдая за Ги, все больше отступала назад: ее неприятно поразил выступивший на лице ее похитителя зловещий румянец. Теперь и его старшего компаньона била лихорадка. Оба они наводили на нее ужас, и Люси искренне надеялась, что испытание уже близится к концу. Она поняла, что их теперь совершенно бесполезно увещевать. Разыскивая материалы о Ди и Бруно, Люси, конечно, натыкалась на упоминание о пресловутых «семи чашах». Читала она и о Томасе Брайтмане — он подсчитывал трубы и чаши Откровения, начав с римлян и ранних христиан, и установил дату «призвания евреев стать христианской нацией». Годом исполнения пророчества должен был стать тысяча шестьсот тридцатый, но, когда предсказание не сбылось, все даты, числа и исторические события были подвергнуты пересмотру и передвинуты. Люси подумалось, что непредвзято мыслящий архивариус уже насчитал бы к этому моменту не менее семидесяти чаш — и один бог знает, сколько труб! — но она справедливо решила, что сейчас не время оспаривать мнение Уолтерса.