Титания Харди - Лабиринт розы

Люси решила, что нарисованный Саймоном персонаж невозможно представить в реальной жизни — настоящий Джон Уэйн, [115] Джон Уэйн (1903–1979) — американский актер, голливудский «король вестерна», воплощение мужественности и индивидуализма. только с женской душой. Она улыбнулась своей странной фантазии и стала слушать дальше, как попутчик описывает ей приятеля — пожалуй, даже друга, — знающего толк и в фотографии, и в газетном деле.

— В общем, кем бы он ни был, — заключил Саймон сквозь скрип и шипение механизма, подползающего к финальной стадии своего пути, — этот человек знаком решительно со всеми, поэтому он сколотил состояние себе, а заодно и людям, интересы которых он представляет. Роланд купил это здание за наличные, прежде чем кто-нибудь успел заинтересоваться его верхним этажом.

Шум лифта и пояснения Саймона прекратились одновременно, и ворота клети открыл человек с высоким открытым лбом и умным взглядом серых глаз. Он тут же протянул Люси руку для приветствия:

— Роланд Браун. Очень сожалею о вчерашней неувязке. Меня задержали в Бостоне. — Тут он обернулся к Саймону и тепло обнял его. — Уилла жалко. Проходите же и расскажите все, что вам известно.

На Люси его личность произвела сильнейшее впечатление. Это был очень высокий мужчина — ростом не менее шести футов и трех дюймов, — двигавшийся при этом с грациозностью балетного танцовщика. Свои блестящие длинные волосы он завязывал сзади в роскошный хвост.

В конце лифтовой площадки находилась армированная дверь, ведущая, вероятно, в жилое пространство, куда и пригласил гостей Роланд Браун. Теперь Люси поняла, что представляет собой нью-йоркская мансардная квартира — гостиная длиной в полквартала, с рядами окон по трем сторонам. С запада открывался вид на реку, а по бокам внизу раскинулся город: по одну руку мост Джорджа Вашингтона и окраины, а по другую — деловой центр с пустырем, где некогда высились башни-близнецы Всемирного торгового центра. Люси была зачарована интерьером невиданного жилища. Она отметила про себя и светлый дощатый пол, и черно-белую итальянскую мебель, и открытое кухонное пространство в два раза больше, чем у Алекса. Одна из стен была полностью заставлена книжными шкафами, и куда бы ни падал взгляд, он везде натыкался на фотографии — в рамках и без рамок, развешанные на стенах и разбросанные по столу и даже по полу.

— Простите, прибраться я не успел, — непринужденно сообщил Браун.

Люси нравился его голос: характерно гнусавый, но с мягкой интонацией.

— Я вчера вернулся довольно поздно, а уборщица придет не раньше пятницы. Саймон, кофе в кофеварке, сливки в холодильнике — угощайтесь, а я пока схожу за бандеролью. Она хранится у меня в сейфе.

Заметив, как потрясена Люси его квартирой, Браун пояснил:

— Здесь когда-то находились складские конторы. Хотите кое-что посмотреть?

Он открыл ей дверь в небольшой коридор, в конце которого Люси увидела сейф-кладовку с массивными медными рукоятками. На двух створках золотом были вытиснены дата 1890 и имя изготовителя — «Штейнер и сыновья». Роланд надавил на рукояти и с усилием потянул на себя дверцы, как показалось Люси, ведущие в другое измерение. Внутри обнаружилась небольшая комнатка с полками по стенам.

— Ни в коем случае не закрывайте их. — Он взглянул ей прямо в глаза, и Люси поняла, что Роланд принимает какое-то решение. — Ключи пропали, когда я покупал это здание, но все равно он чудесный, правда?

Люси посмотрела на Роланда более внимательно и испытала неожиданное и всепоглощающее чувство родства с этим чужим для нее человеком — так что ей даже захотелось его обнять.

— Вы ведь очень его любили?

— Уилла?

Браун кивнул с удивительной экспрессией, словно вложил все силы в подтверждение своего согласия.

— А какой он был? — спросила Люси, не сводя с него пристального взгляда. — Я не могу расспрашивать о нем Алекса, даже теперь.

Роланд понял и улыбнулся:

— Так просто не объяснишь… Он очень отличался от всех остальных, с кем приходится сотрудничать: ему взбредала в голову какая-нибудь задумка, и он тут же бросался претворять ее в жизнь. Не по чьему-то заказу, а по собственному почину. А потом попробуй только не купить его сногсшибательный материал — столько вони поднимется! — Он загоготал, как ненормальный. — А примерно через год кто-нибудь обязательно обращался к Перл, мол, есть ли фактики по тому или иному случаю? И оказывалось, что нужные снимки в то время сделал именно Уилл — готовый фоторепортаж, иногда даже с комментарием. Люди и события, которые вдруг стали всем интересны, хотя в свое время никто не позаботился запечатлеть их на пленку. Уилл предугадывал потребности рынка. Да, я очень его ценил…