Ян Валетов - Путь Проклятого

Израиль. Наши дни.

Эйн Бокек.

Здесь все говорили по мобильным телефонам. Все. Женщины, мужчины, дети: разморенные или раздраженные ничегонеделанием, апрельской жарой, глицериновым зеркалом Мертвого моря, плещущим в нескольких десятках метров от приткнувшихся к дороге ресторанчиков и магазинов.

Утро обещало стать обжигающим. Солнце апельсиновым шаром зависло над Эйн Бокек. Курорт ожил, зашипели кофеварки, туристы, словно муравьи, засновали между морем, отелями и ресторанами, подняли жалюзи магазинчики, торгующие лечебными грязями и солями, DVD-дисками, сувенирами и разнообразной пляжной ерундой. Как известно, утренняя чашка кофе – лучшее время, чтобы сделать обязательные и необязательные звонки. Казалось, все пространство вокруг наполнено невидимыми радиоволнами, и это от них, а не от нагревающегося подсоленного воздуха горизонт дрожит и расплывается маревом.

Человеку, которого сейчас звали Вальтером, хотелось достать из стоявшей у ног сумки пистолет и начать палить по толпе. В такие минуты нужно было бы выпить и завалиться куда-нибудь на сеновал с грудастой голландкой, могучей и страстной – утопить агрессию в пышной плоти. Но здесь, в этом странном месте, которое только по ошибке можно было назвать курортом, сеновала не было. Была жара, специфический запашок от здешней лечебной грязи (которой густо намазывались жаждущие исцеления туристы) да многоголосый говор на добром десятке языков. Возможно, что и голландки здесь нашлись бы, но ни желания, ни времени искать их не было.

Вальтер-Карл

Вальтер облизнул пересохшие от ненависти губы и сделал несколько глотков ледяной кока-колы. Сладкая, колючая влага проскочила по горлу и канула в желудок, не принеся облегчения. Как же хотелось выпить и не этой дряни, а чего-нибудь покрепче… Но нельзя, нельзя… Следовало сосчитать до десяти. А еще лучше – до ста десяти. Чтобы успокоиться и не наделать глупостей. Все, все наперекосяк! Операция, которая должна была закончиться за час, проваливалась в тартарары вот уже вторые сутки! Невероятно! Ладно, ночная выброска – это действительно пижонство с его стороны! Можно было заброситься с вертолетов, можно было бы просто войти в крепость снизу, подняться по тропе и вырезать этих сраных гробокопателей без единого выстрела, ножами. Сделанного не воротишь – промазал! Но что произошло потом? Кто мог предположить, что ненормальный профессор, его родственничек и ассистентка прорвут кольцо и исчезнут в здешних ущельях вместе рукописью? Кто бы мог подумать, что ставшие на след беглецов профи не прикончат их за первые сутки? И что, Scheiße, могло случиться с поисковой группой? Куда, Scheiße [1], делись пятеро нехилых профессионалов, у которых за плечами не только боевой опыт открытых столкновений, но и несколько тайных ликвидаций, проведенных скрытно и четко! И кто, Scheiße, эти трое? Рэмбо, мать их так?

Он невольно тяжело задышал, набычился и поймал на себе перепуганный взгляд какого-то мальчишки, у которого от страха мороженное стало поперек горла. Вот черт!

Вальтер попытался улыбнуться, но мальчишка так и замер с ложкой в руке, не сводя с него обалделого взгляда. Ну и черт с ним! Пусть себе дрожит! Мне-то какое дело? Нужно остыть, нужно взять себя в руки! Впасть в бешенство – это худшее, что можно сделать в таком положении. Нужно успокоиться, заставить себя быть холодным, рассудочным. Таким, каким он был все эти годы… Ведь именно это помогло ему выжить. Тяжело сохранять рассудочность, когда все летит к чертям, но… Но ничего еще не потеряно. На операцию отведено трое суток, значит, есть еще день и ночь. А там – посмотрим, чья возьмет!

Он привел дыхание в порядок и огляделся по сторонам, стараясь замечать детали, топить захлестнувшие его эмоции в подробностях, в чужих жестах, движениях, словах. Это всегда помогало, поможет и на сей раз.