Энди Макнаб - Все под контролем

— Не знаю, сэр, я здесь только с начала семестра.

Семестра? Ну конечно, мы же были в Джорджтауне, на территории университета. Каждый студент был официантом или официанткой.

— Не могли бы вы позвать кого-нибудь? Мне действительно очень важно с ним встретиться. — Я заговорщицки подмигнул и добавил: — Я привез его подружку, то-то он удивится.

Девушка посмотрела на Келли и тепло улыбнулась:

— Привет. Хочешь мятную пастилку?

Келли зажала в кулачке несколько штук.

— Может быть, кто-нибудь из ваших коллег знает его? — продолжал я.

Пока девушка думала над моим вопросом, двое парней в костюмах вошли вслед за нами. Келли посмотрела на них снизу вверх, щеки у нее оттопырились.

— Привет, маленькая леди, — сказал один, рассмеявшись. — Не слишком ли рано?

Келли молча пожала плечами.

— Извините, минутку, — сказала девушка и направилась выяснять, оставив дверь за собой открытой, чтобы кто-нибудь другой встретил двух гостей и показал им их столик.

Вернувшись, она сняла телефонную трубку:

— Сейчас позвоню.

Я посмотрел на Келли и подмигнул ей.

— К нам тут пришел мужчина с ребенком, они ищут англичанина по имени Патрик, — произнесла она с таким подъемом интонации в конце, который начинался на Рэмсей-стрит и уносился в заоблачные выси.

Повесив трубку, она обратилась ко мне:

— Через минутку сюда подойдет человек.

Практически немедленно раздался звонок, и девушка принялась записывать посетителей в регистрационную книгу.

Нам с Келли ничего не оставалось, как стоять и ждать. Через минуту-другую из обеденного зала вышла официантка.

— Привет, — сказала она. — Ступайте за мной.

Похоже, дела шли на лад. Я взял Келли за руку, и мы проследовали в обеденный зал.

Здешнему населению явно нравилось принимать пищу в полутьме, поскольку все столики были освещены только свечами. Оглядевшись, я заметил, что все официантки были в коротких футболках, которые плотно облегали талию, шортах в обтяжку и кроссовках, из которых выглядывали носочки.

По правую руку, вдоль стены, протянулся бар, где лампы спускались над самой стойкой. Двое в костюмах были единственными клиентами. Посреди зала возвышалась небольшая сцена с подсветкой.

Я рассмеялся про себя:

«Ну, ты даешь, Пат!»

Как бы то ни было, но Слабак всегда пользовался успехом у женщин. В Гибралтаре он тоже жил холостяком, вроде меня, и снимал домик по соседству. Около года у него были, как он сам это называл, «отношения», но мы-то знали, что это значит. Они встретились на костюмированной средневековой вечерушке; назавтра, в четыре утра, меня разбудил шорох покрышек возле его домика, затем тяжелое хлопанье дверей и долгое хихиканье и взрывы смеха. Мы жили в домишках, которые человек способен бросить за пять минут, все постройки восьмидесятых, поэтому я слышал, как со скрипом открывается его дверь, и подумал: «А вот и мы». Затем до меня донеслась музыка и шум воды из туалетного бачка — звук, который, как ничто, способен скрасить жизнь в четыре утра. Затем еще более громкий смех, хихиканье — и тишина. В полдень следующего дня я был на кухне, ходя взад-вперед, занимаясь мытьем посуды, когда подъехало такси и королева Елизавета I и одна из ее молоденьких придворных дам выскочили из домика Пата, в париках, ужасно смущенные, и запрыгнули в такси, надеясь, что никто их не видит. Когда мы хорошенько его допекли, выяснилось, что они кувыркались там втроем, с матерью и дочкой. Конца этой истории мы так никогда и не услышали. Теперь, казалось, он вернулся к старому.

Одна из девушек помахала Келли:

— Привет, моя сладкая!

Под ее футболкой словно соревновались два очень похожих цеппелина.

Келли это понравилось. Я покрепче взял ее за руку. Пока мы шли за девушкой, Келли посмотрела на меня и спросила:

— А что это за место?

— Вроде бара, куда люди ходят расслабиться после работы.

— Как на вечеринки по пятницам?

— Типа.

Пройдя через еще одни двойные двери, мы оказались в царстве яркого света и стука. Справа был шумный хаос кухонь, слева — офисы. На стенах, покрытых грязно-белой штукатуркой, виднелись вмятины, оставленные то ли мебелью, то ли не в меру разогнавшимися цеппелинами.

Дальше по коридору была другая комната. Наша подруга ввела нас и объявила:

— А вот и он!

Явно это было место, где все девицы обитали — иногда в буквальном смысле слова. Если бы я хотел вообразить артистическую уборную в баре, где исполняют танец живота, то представил бы полуобнаженных девиц перед зеркалами, обрамленными большими лампами, но это было совсем не то; скорее уж помещение походило на небольшую гостиную. Тут было чисто, стояли три или четыре канапе, парочка кресел, висели несколько зеркал. Еще присутствовала табличка «Не курить» — правило, которое, насколько я мог унюхать, соблюдалось, а также доски объявлений, где значилась бесконечная череда университетских встреч и прощальных балов.