Энди Макнаб - Все под контролем

Они сопроводили меня в другое помещение и подвергли досмотру с полным раздеванием, выпаливая вопрос за вопросом. Пришлось повторить свою избитую «легенду»: где я был, что делал и почему. Они проверили по телефону все данные, и Джеймс подтвердил мою историю. Все шло как по маслу.

Потом меня запихнули в КПЗ при аэропорте, куда вошли трое полицейских. Терять времени даром они не стали; кучей навалились на меня, как регбисты, двое держали за руки, а третий прикладывался, потом менялись местами. Мало мне не показалось. Никто ничего и не подумал объяснить.

На следующем допросе меня обвинили в том, что я педофил и поставляю детей в Таиланд; это было странно, учитывая, что я был на теневой операции в России. Сказать мне было нечего, отпираться не имело смысла, оставалось только ждать, пока система меня вышвырнет.

После четырех часов допроса я сидел в своей камере. Тут вошли люди из разведки — получить отчет о моих действиях. Чертова процедура. Они опрашивали всех специалистов по теневым операциям, возвращавшихся в Соединенное Королевство; вся беда была в том, что нам предъявлялись совершенно несуразные обвинения. Полиция же явно не собиралась доводить дело до таких щепетильностей, как судебное разбирательство, когда речь шла о совратителях малолетних, и каждому, кого брали, досталось не слабо. Одного типа, летевшего в Джерси, так жестоко избили, что он угодил в больницу.

Келли никак не могла до конца проснуться, и вид у нее был столь же помятый, как мое самочувствие. Она выглядела так, словно спала под забором. Зевнув, она попыталась потянуться. Потом открыла глаза и с изумлением огляделась; улыбнувшись, я предложил ей картонку апельсинового сока.

— Как сегодняшнее самочувствие, Луиза?

Еще секунду-другую вид у Келли был потерянный, но затем она быстро включилась в роль.

— Полный порядок. — Келли помолчала и, усмехнувшись, добавила: — Папа.

Она повернулась на другой бок, стараясь разобраться с подушкой и пледом. Я не стал говорить ей, что скоро мы прилетим.

Пришлось выпить за нее апельсиновый сок — как раз, когда на экране появилась надпись «Добро пожаловать в Лондон», а затем обрушились потоки пустой и напыщенной трескотни, выезд королевской конной гвардии, марширующая королевская стража, сама королева, в карете, на одной из аллей Сент-Джеймс-парка. Лично мне Лондон никогда не казался таким привлекательным, как в этом рекламном ролике.

Самолет приземлился, и снова началось наше лицедейство.

Мы вырулили и остановились на своей полосе. Все повскакивали с мест, словно боялись что-то пропустить.

— Посиди тихонько, нам спешить некуда, — сказал я, наклонившись к Келли.

Мне хотелось затеряться в толпе.

В конце концов мы уложили все наши причиндалы в рюкзачок Келли, нашли место мишкам и встали в очередь. Я старался смотреть вперед, но почти ничего не было видно.

Пройдя мимо кухни, мы повернули налево и направились к двери. На пандусе стояли трое мужчин — обычные представители властей аэропорта, в поблескивающих куртках, которые помогали женщине в инвалидной коляске.

Все выглядело нормально; до свободы было рукой подать.

Мы поднялись по пандусу и присоединились к остальным пассажирам, шагающим к главному терминалу. В мире, где все было так хорошо, одна Келли оставалась беспризорной. Я не хотел, чтобы она понимала, что происходит.

В обоих направлениях текли бесконечные людские потоки, люди бежали с ручной кладью, входили и выходили из магазинов, крутились возле ворот. Я держал на плече рюкзак и ноутбук и не выпускал руки Келли. Она несла своих мишек. Мы дошли до широкой дорожки.

Хитроу оснащен самым большим количеством мониторов, камер, это самый визуально и физически охраняемый аэропорт в мире. Бессчетные пары глаз уже следили за нами; не самое подходящее время выглядеть преступно или виновато. Движущаяся дорожка остановилась у ворот 43–47, другая начиналась через десять метров. Мы медленно продвигались вперед; выждав момент, когда людей вокруг нет, я наклонялся к Келли:

— Не забывай, что я сегодня твой папа, — хорошо, Луиза Сэндборн?

— Еще бы! — отвечала она, широко улыбаясь.

Я надеялся, что улыбка вот уже полчаса не сходит с наших губ.

Добравшись до конца дорожки, мы встали на эскалатор, спускавшийся вниз, к пунктам паспортного контроля и выдачи багажа. На половине спуска я увидел прямо перед собой зал иммиграционной службы. Вот тут — либо пан, либо пропал.

Четверо или пятеро человек ожидали своей очереди. Я стал шутить с Келли, стараясь хоть чем-то отвлечься, лишь бы так не нервничать. Я незаконно въезжал в страны сотни раз, но никогда не ощущал себя таким неподготовленным и не был полон таких гнетущих предчувствий.