Энтони О'Нил - Фонарщик

Если у нее и была цель, она ничем ее не выдавала. Горбясь в своем маскарадном костюме, только когда проходила мимо людей или освещенных окон, она быстро миновала рыгающий газовый завод на Нью-стрит, литейные цеха и консервные фабрики и остановилась всего дважды — возле Уайт-Хорс-клоус, откуда отправлялись дилижансы на Лондон, и недалеко от Куинсберри-хауса, где какое-то время осматривала соседние дома и туманные очертания скал Сэлисбери. Затем двинулась дальше, безо всякой логики, делая неожиданные круги, переходила улицу только для того, чтобы вернуться назад, непонятно зачем заходила в тупики и той же дорогой возвращалась назад и шла дальше — это было особенно трудно для Канэвана, который, несмотря ни на что, продолжал следовать за ней. При всем том она казалась удивительно внимательной, поглощая окружающее всеми чувствами, и, когда не шаркала, передвигалась тихо, как серебряная рыбка.

Когда Эвелина свернула с Сент-Мэри-стрит на Каугейт, стало ясно, что она идет в трущобы, в самую отвратительную центральную их часть, и Канэван не на шутку встревожился. Печально известная дыра между мостом Георга IV и Саут-бридж служила пристанищем для воров, грабителей, взломщиков, карманников, нищих проституток и чахоточных босоногих детей. Только полиция и пресытившиеся аристократы осмеливались заходить сюда в темноте, и то с содроганием. Сам Канэван при всей своей близости к беднякам бывал здесь очень редко. Но хрупкая Эвелина нырнула во всю эту мерзость без секундного даже колебания, как будто бросая кому-то тайный вызов или желая, чтобы на нее напали, и Канэван исполнился решимости защитить ее физически, предвкушая схватку, казавшуюся неизбежной.

Невероятно грязная улица была покрыта толстым слоем угольной пыли, рваными тряпками, блевотиной и отхарканной мокротой; местное население сбилось вокруг шипящих костров, дуя на пар от супа и переговариваясь из окон. Эвелина шла с легкостью сомнамбулы, и ее появление не вызвало ни единой усмешки, ни единого проявления недовольства. Несколько раз она поднимала голову — видимо, чтобы осмотреть теснящиеся дома и хмурые мосты, — но в целом двигалась так плавно, что ее можно было принять за тень, с такой ловкостью обходила препятствия, что было ясно — этот путь она проделывала уже в тысячный раз. Она прошла до самого конца улицы, и никто к ней не пристал, не обратился и даже не посмотрел косо, но когда девушка наконец выбралась из ужасной ямы и повернула назад, к Кэндлмейкер-рау, Канэван облегченно вздохнул.

Однако это был не последний сюрприз. Эвелина не пошла домой, а прошаркала мимо своего подъезда под носом у ничего не подозревавшего полицейского и направилась к мосту Георга IV, напоминавшему алтарь. Здесь она остановилась и задумчиво посмотрела вниз — может быть, в ад, сквозь который прошла целой и невредимой.

Канэван следил за ней на расстоянии — печальная фигура под красноватыми фонарями стояла неподвижно, как будто ее пригвоздили. Сочетание явной ранимости, давешней неосторожности и облика вышедшего на прогулку ангела, не говоря уже о его собственном, глубоко растревоженном инстинкте защитить ее, захлестнуло Канэвана, и он не мог противиться желанию пересечь улицу и подойти к ней. Однако он притормозил в нескольких шагах от нее и уже собрался повернуть назад, но потом все же решил, что нужно хотя бы предложить ей свое общество — пусть она увидит, что у нее есть родственная душа.

Он подошел к парапету и заговорил шепотом, в котором были восхищение и мягкий упрек:

— По многим причинам вам нужно соблюдать осторожность.

Она не ответила, Канэван даже засомневался, слышала ли она его. Он уже решил повторить свое увещевание, как вдруг Эвелина огрызнулась:

— И почему же?

Как будто с самого начала знала, что он шел за ней.

Он растерянно сглотнул. Она вымазала себе лицо и взъерошила волосы, а голос стал грубым, он совсем не шел к ней и был еще ниже, чем когда она засыпала вопросами Макнайта перед их уходом.

— Во-первых, — начал он, слыша себя как бы издалека, — просто небезопасно гулять по ночам.

— Я всегда гуляю по ночам, — резко сказала она. В ее глазах отражался свет масляных фонарей Каугейт.

— Можно спросить зачем?

— Этого хочет он.

Канэван не мог заставить себя спросить, почему или кто.

— Есть и другие причины… — попытался он.

— Наплевать на опасность.

Он кашлянул.

— За вами следят.

— За мной всегда следят.

— Да. — Канэван был сбит с толку злобностью, звучавшей в ее голосе. Она была так не похожа на прежнее хрупкое существо, что он не понимал, как мог увлечься ею, и даже засомневался, тот ли самый это человек. — Я могу защитить вас, — сказал он прямо, помимо воли, не желая мириться с утратой своей веры.