Лиза Скоттолайн - Улыбка убийцы

Она пошла дальше и вскоре добралась до очередного угла. Табличка на нем гласила: «Натт-стрит» — улица Амадео. Они с Терезой жили в шести кварталах к востоку отсюда. Зажегся зеленый, однако Мэри не тронулась с места. До дома Брандолини идти-то всего ничего.

И она свернула направо, на Натт. Мэри уж и не помнила, когда в последний раз была в этих краях, но видела: теперь здесь все выглядело иначе. От одних домов остались лишь остовы, парадные двери других были заколочены досками — городской вариант защиты от урагана. Окна закрывали ржавые листы железа; красные кирпичные фасады были разрисованы граффити.

Впереди показались два подростка. Они шли, переваливаясь, ей навстречу; просторные футболки развевались на ветру, точно флаги. Азиаты, поняла Мэри, когда они подошли поближе. Ей было слышно, как подростки переговариваются на каком-то непонятном языке. В этом квартале она была иностранкой. Натт-стрит, которую когда-то населяли сплошь итальянцы, теперь перешла в распоряжение азиатов.

Мэри миновала угловой магазин с вывеской из желтого пластика, исписанной корейскими иероглифами, и через несколько минут уже стояла перед домом номер 630.

Дом Амадео был двухэтажным. Окна спальни прикрывали жалюзи, в которых кое-где не хватало планок. Передняя дверь была выкрашена блестящей черной краской.

Ну же, иди!

Мэри поднялась на крыльцо, постучала. Из-за двери выглянула, щурясь на солнце, пожилая азиатка. Сухой рукой она теребила простенький легкий халатик в несуразно яркую красную клетку. Поздоровавшись, Мэри спросила:

— Нельзя ли мне на минуту заглянуть к вам? Я знакома с человеком, который когда-то давно жил в вашем доме.

— Входи, входи, — тихо, с очень сильным акцентом произнесла женщина. Над темными глазами ее нависали набрякшие веки, маленький рот изгибала добрая улыбка, она слегка поклонилась, открывая дверь. — Входи.

— Большое спасибо. — Мэри переступила порог, ощущая себя незваной гостьей. Но все-таки она не готова была развернуться и уйти. — Я просто погляжу, если вы не против.

— Входи, входи, — повторила женщина, закрыла входную дверь и накрепко заперла два замка.

Мэри огляделась. Гостиная была футов двадцать на пятнадцать — примерно такая же, как у ее родителей. И планировка дома та же — гостиная, столовая и кухня, вытянутые в одну линию, точно бусины на четках. Лестница на второй этаж шла вдоль восточной стены, должно быть, с нее и упала Тереза. Мэри отвела взгляд в сторону. Гостиная была опрятна, обстановка самая простая. Выцветшие обои с узором из золотистых цветочков. Мэри вдруг вспомнила слова Фрэнка: «Тут годами никто ни к чему не прикасался». Мэри грустно усмехнулась: именно это и позволяло представить себе дом таким, каким он был, когда в нем жили Амадео и Тереза.

Мэри кивнула в сторону столовой:

— Можно туда пройти?

— Да, да, — почти шепотом ответила женщина.

— Спасибо. — Мэри чувствовала трепет в груди. Она словно видела, как Амадео пересекает столовую.

Хозяйка тронула ее за локоть.

— Входи, входи, — прошептала она и с неожиданным проворством, как агент по недвижимости, повела Мэри за собой.

Они вошли в кухню, совсем уже обветшалую. Посередине стоял красный пластиковый стол с одним стулом. И Мэри без труда представила себе сидящего за совсем другим столом Амадео — на нем чистая белая футболка, он прихлебывает из крошечной чашки эспрессо и разговаривает с Терезой.

— Входи, входи, — снова произнесла женщина, возбужденно указывая на заднюю дверь, забранную черной крепкой решеткой. Мэри последовала за старушкой, та толчком распахнула дверь, за которой открылся вид на задний дворик.

От увиденного у Мэри перехватило дыхание. Сверху висела сплетенная из выцветших веревок сеть — веревки пересекались, образуя ромбы. А с них свисало постиранное белье. Такой сушилки Мэри никогда еще не видела.

— Чудесно! — сказала она.

Женщина радостно покивала и засеменила по двору. На заборе висел ржавый механизм. Женщина крутанула ручку.

И внезапно рубашки, женское белье, носки поплыли над головами старушки и Мэри, перемещаясь то в одном, то в другом направлении, словно следуя указаниям понятной только им карты. Мэри даже невольно зааплодировала. Старушка закрутила ручку быстрее, белье запорхало во всех, казалось, направлениях сразу. Мэри смеялась от восторга. А потом до нее вдруг дошло.

Веревки. Она смотрела на шелестящее белье, на пролетающие мимо нее со свистом веревки. Рисунок их был уже не ромбическим — квадратным. И на полог все это не походило, скорее на сеть, — рыбацкую сеть, прикрепленную к блокам так, чтобы получилась чудо-сушка. Неужели такое возможно? И Мэри вдруг стало не до смеха.