Маргарет Уоллес вышла в сад и села в кресло, держа в руке чашку с кофе. Теплые солнечные лучи как будто немного облегчали боль.
Где она видела это лицо?
Думай, велела она себе, думай. Тут нужна система. Начни с работы Джимми. Думай, и ты поможешь полиции найти мерзавца, отнявшего у нее Джимми. И может быть, ей станет чуточку легче. Если бы только знать, зачем кому-то понадобилось убивать Джимми… Кому понадобилось причинять зло — ему, ей, им?
Распилив все доски, Яуберт положил полки на карнизы, подвинул поровнее. Теперь предстоит самое приятное — расставлять книги.
У него были заняты не только руки. Он напряженно размышлял.
«Цирюльник»… Что еще за «Цирюльник»?
Название какой-то оперы? Да, наверное. Что-то он когда-то слышал. Почему он прямо не спросил у Ханны Нортир? От глупости, вот почему! «Доктор Ханна, растолкуйте, пожалуйста, тупому копу, что такое „Цирюльник“». Скорее всего, она посмеялась бы, и все. Зато он сейчас не мучился бы неизвестностью. Но люди — странные существа. Никто не любит сознаваться в собственном невежестве. Лучше лгать и притворяться, будто ты и сам все знаешь.
Если «Цирюльник» — опера, ему не хочется идти.
Из-за воскресной послеобеденной музыки. Когда он учился в старших классах школы, приходя домой, бывало, часами слушал радио. Тихонько, чтобы не потревожить родителей. Ему приходилось быстро переключать канал, если там транслировали оперу. Какая-нибудь толстуха визжала так, словно ее резали…
Одна полка вышла слишком короткой.
Эх, напортачил! Но почему, как? Он ведь так старательно все измерил. Значит, одной полкой меньше. Он не успеет доделать стеллаж за вечер.
Зато если он завтра пойдет в оперу, то увидит Ханну Нортир.
Насладится ее странной красотой.
Но ведь там будут и другие. «Группа общения». Сборище психов. Яуберт не хотел идти с ней в оперу в компании целой толпы бешеных овец. «А вот и доктор Нортир со своими пациентами! Здрасте, док. Ох, какая жалость! Гляньте-ка на того здоровяка со стеклянными глазами. Он, наверное, контуженый».
Вдруг он вспомнил Гриссела. Надо будет его… нет, не «навестить». Слово «навестить» тут не подходит. Надо его повидать.
Но тогда можно и…
Яуберт решил сходить на прогон (еще одно незнакомое слово, будь оно неладно), а потом съездить к Бенни. Если успеет.
Ханна Нортир, хмурясь, стояла в проходе репетиционного зала.
Яуберт сразу заметил, что она одета по-вечернему, и внутри у него все сжалось. На нем самом были серые брюки и черный свитер с эмблемой команды полицейского колледжа по плаванию. Под свитер он надел белую рубашку с малиновым галстуком. Она, в длинной темно-синей юбке, белой блузке и белых сандалиях, выглядела маленькой, стройной и беззащитной. Увидев его, она улыбнулась — на ее лице застыло странное выражение, потому что она продолжала хмуриться, даже улыбаясь.
— Больше никто не пришел, — сказала она и посмотрела мимо него в сторону входа.
— Вот как? — отозвался он.
О такой возможности он даже не думал. Яуберт стоял совсем рядом с ней, и ему было не по себе. Свитер немного жал ему в плечах. Он скрестил руки на груди. Ханна Нортир рядом с ним казалась совсем крошечной. Она, по-прежнему насупившись, смотрела на вход, потом намеренно подчеркнуто бросила взгляд на часы. Правда, Яуберт ничего не заметил.
— Сейчас начнут. — Ханна Нортир нерешительно топталась на месте. Она явно тоже чувствовала себя не в своей тарелке.
Яуберт не знал, что и сказать. Он разглядывал других любителей оперы, входивших в зал. Видимо, наряжаться было не принято. Он не увидел ни одного галстука. Ему показалось, будто все на них смотрят. На него и Ханну Нортир. Тоже мне парочка — красавица и чудовище.
Наконец она решилась:
— Пойдемте сядем.
Она зашагала по проходу впереди него. Зал был большой, почти такой же, как олимпийский бассейн, в котором он истязал себя по утрам. Места были расположены пологим амфитеатром; они шли снизу вверх, разделенные проходом посередине. На полукруглых ступеньках стояли кресла. Почти все места оказались уже заняты. Ниже, в центре, стояло пианино, несколько стульев и стальные пюпитры для нот.
Яуберт уныло разглядывал свои черные туфли. Забыл почистить! Жаль, что нельзя их спрятать! Ему казалось, что глаза всех зрителей прикованы к нему, к его жалким туфлям. И к его галстуку.
Наконец Ханна Нортир села. Яуберт опустился на кресло рядом с ней. Огляделся по сторонам. Никто не обращал на него никакого внимания. Все были заняты собой.
Читать дальше