Деон Мейер - Смерть раньше смерти

— Он делал ювелирные украшения. В общем, когда он сюда переехал, я испекла пирог и пошла знакомиться, а когда вернулась, то сказала Бобу: он такой славный мальчик…

— Вы знаете, где он работал?

— У Бенджамина Голдберга, на Аддерли-стрит. Там очень модное место и все стоит очень дорого. Однажды я зашла к нему, когда была в городе, — просто поздороваться, но там все посетители такие надменные и наличных не держат, только кредитки. В общем, когда он переехал к нам, испекла я пирог и пошла знакомиться, а потом сказала Бобу, какой он милый, и знаете, первое впечатление ведь самое главное, потому что оно, как правило, и оказывается верным. Он был спокойный и дружелюбный.

— Он не был женат? В разводе?

— Не женат. Я всегда говорила, что Дрю жена ни к чему. Да вы сами зайдите к нему домой, посмотрите. У него чище, чем у меня.

Боб Вентер снова что-то буркнул.

— Боб, не говори так, — сказала его жена. — Не обращайте на Боба внимания! Дрю был художником. Во всяком случае…

— Что вы сказали, мистер Вентер?

— Боб, замолчи!

Муж снова что-то буркнул. Яуберт следил за его губами. Он разобрал слово «голубой».

— Не слушайте его! Боб считает голубым всякого, кто не играет в регби тридцать лет. А Дрю просто был художник… такой, знаете, богемный. Его природа другими талантами наделила. Не обращайте на Боба внимания!

— Он был голубой, — решительно повторил Боб, скрещивая руки на груди.

— Нет, он просто богемная натура, — возразила Ширли, доставая из-за пазухи носовой платок.

Яуберт поехал забрать Гриссела из участка в Эджмиде. Констеблю, отпершему дверь, было явно не по себе. Он постоянно отводил глаза в сторону. Гриссел молча дошел до машины.

Яуберт отъехал от обочины.

— Бенни, я везу тебя в санаторий, где тебе помогли в прошлый раз.

— Высади меня у входа.

— А ты пойдешь лечиться?

Гриссел потер грязной рукой заросший подбородок и устало ответил:

— Матт, а они мне помогут? Когда я выйду оттуда, то буду трезвым, но ведь они ничего не могут поделать с… ну, с нашей работой.

Яуберт ничего не ответил. Гриссел истолковал его молчание по-своему.

— Матт, по ночам мне снятся страшные сны. Мне снится, что мои дети лежат мертвые. И жена. И я сам. И все стены в крови… Головы, пробитые пулями… внутренности вываливаются на пол. С этим, Матт, врачи ничего не могут поделать. Мне снятся страшные сны, даже когда я трезвый. Даже когда не пью ни капли.

— Де Вит заставил меня пройти курс психотерапии.

Гриссел тяжело вздохнул, как будто больше не мог нести свою ношу.

— Может быть, психотерапия и тебе поможет, Бенни. Избавит тебя от кошмаров.

— Может быть.

— Но сначала надо вывести из твоего организма алкоголь.

Они молча ехали по шоссе номер 5 в Мёйзенберг, где находился санаторий. Яуберт достал пачку «Уинстона», предложил сигарету Грисселу, прикурил от зажигалки. Некоторое время оба молчали.

— Опять «Токарев»?

— Да. Два выстрела. Две стреляные гильзы. Но кое в чем два эпизода не совпадают. Возможно, вторая жертва — гомосексуалист.

Гриссел шумно выдохнул дым.

— Может, все даже упростится.

— Если убийца тот же самый. Есть у меня одно подозрение, Бенни…

— Подражатель?

— Вероятно. Но, может статься, дело куда серьезнее.

— Серийный убийца? Маньяк?

— Похоже на то.

— Может быть, — кивнул Бенни Гриссел. — Может быть.

Яуберт рассказал де Виту, что Гриссела мучают кошмары. Упомянул о том, что сержант в принципе не против психотерапии.

— Но сначала ему нужно избавиться от алкогольной зависимости?

Яуберт кивнул. Де Вит потер родимое пятно и уставился в потолок. Потом согласился.

Яуберт поблагодарил полковника и доложил о втором убийстве из пистолета Токарева. Де Вит выслушал его, ни разу не перебив. Яуберт рассказал о соседях Дрю Уилсона, которые подозревали его в нетрадиционной сексуальной ориентации. После беседы с хозяином Уилсона и его коллегами подозрения подтвердились.

Бенджамин Голдберг, владелец ювелирной мастерской, еще трое мужчин и одна женщина работали на специальных станках. Узнав о гибели Уилсона, все были не на шутку потрясены. Женщина заплакала. Они и представить не могли, кто убил их сослуживца. Да, он был гей, но последние пять-шесть лет у него не было связей с мужчинами. Он старался преодолеть себя, иногда даже приглашал женщину в ресторан или в театр. Почему? Потому что его матушка угрожала сыну покончить с собой…

Яуберт вытер капельки пота над верхней губой.