Брюнония Барри - Читающая кружево

Мы движемся к Мизерис, а потом Рафферти велит править в открытый океан.

— Куда мы плывем? — спрашиваю я.

Рафферти указывает на горизонт.

— Туда.

— Правда? — Я заинтригована.

День прекрасный. Визи сидит на носу точно деревянное изваяние, и ветер ерошит ее шерсть. Когда лодка замедляет ход, собака подходит посмотреть, не едим ли мы. Убедившись, что нет, Визи возвращается на место и лает на чаек.

— Смешная собака, — говорит Рафферти.

Я улыбаюсь.

Остров, который хочет показать мне Рафферти, лежит прямо по курсу, гораздо дальше Мизерис и Бейкерс. В нем есть нечто полинезийское — узкий сахарно-белый пляж, переходящий в небольшую возвышенность. Я немедленно узнаю его: в детстве мы играли здесь в пиратов.

— Этого острова нет ни на одной карте, — сообщает Рафферти. — И он никак не называется.

Отчего-то я умалчиваю о том, что уже бывала здесь. Мы приезжали сюда несколько раз, с Бизером и Линдли, а потом перестали, потому что остров находится довольно далеко. К тому же он такой скалистый, что трудно причалить. Даже от якоря мало проку, потому что вблизи берега дно становится гладким и скользким как лед. Если бросить якорь, он будет волочиться, ни за что не цепляясь. Ты оставляешь лодку, а потом возвращаешься и не находишь ее. Она уплыла и растворилась в синеве океана.

С нами однажды такое произошло. Поначалу я не поверила и подумала, что Линдли сыграла с нами пиратскую шутку. Я так и сказала Бизеру, но он испугался и расплакался, хотя я, наоборот, пыталась его развеселить.

— Пожалуйста, не надо так говорить, — попросил он, хотя я понятия не имела, что расстроило брата.

Потом мы нашли лодку за островом. В тот день было не очень ветрено, так что я доплыла до нее и вернула беглянку. Не знаю, отчего брат так огорчился, но с тех пор он неизменно отказывался ездить на Безымянный остров — так мы назвали это место.

Судя по всему, Рафферти бывал здесь много раз — он прекрасно знает, что делать. Он привязывает к носу лодки длинную веревку, шлепает по воде, карабкается на утес высотой примерно шестьдесят — семьдесят метров и крепит конец к одному из немногих деревьев на острове.

Потом возвращается в лодку за мной, но я уже стою в воде и протягиваю ему пакеты с едой. Рафферти позволяет лодке отдрейфовать, пока веревка не натянется, подает мне руку, и мы вместе карабкаемся на изъеденный ветрами утес.

Если стоять на дальней стороне острова, то не видно ничего, кроме океана. Это одно из немногих мест от Салема до Рокпорта, где перед тобой — открытое море, бурное и взлохмаченное ветром, а не залив, ведущий к Кейп-Энн. Вокруг никакой растительности, и поэтому можно вообразить себя где угодно — на Луне, на Острове сокровищ, в Голубой лагуне.

Мы с Визи купаемся, пока Рафферти собирает дрова для костра.

Потом сидим на пляже и наблюдаем, как солнце спускается в океан. Костер прогорел, и можно готовить еду. Рафферти кладет в огонь охапку водорослей, чтобы было побольше пара, и бросает туда несколько початков кукурузы. Затем достает сыр, печенье и огромный стейк. Ему нравится это место. Рафферти говорит, что никогда никого здесь не видел.

— Ни одной живой души, — добавляет он и протягивает мне лимонад.

Мы едим мясо и кукурузу. Три тарелки, по одной на каждого. Визи сидит над своей порцией и жадно глотает.

Потом мы наблюдаем, как темнеет небо. Над водой восходит луна. Рафферти замечает, что я дрожу, и набрасывает мне на плечи свою куртку. Она старая, и от нее пахнет океаном.

Визи зарывается в песок и начинает храпеть.

— У этого острова нет названия, — повторяет Рафферти, будто я недослышала в первый раз. А может быть, потому что не ответила. — Даже у этой отмели оно есть, а у острова нет. Он как будто ускользнул сквозь пальцы… — говорит он, радуясь, что хоть чему-то удалось ускользнуть.

— Может, его вообще не существует, — говорю я. — Может, это мы ускользнули сквозь пальцы.

Поначалу он будто пугается, потом начинает смеяться. Негромко, но искренне.

— Ты интересная женщина. Идешь по черте…

— По какой? — спрашиваю я, прекрасно сознавая, о чем речь. Только это не черта, а трещина. В нее я провалилась уже давным-давно.

Рафферти задумывается, прежде чем ответить.

— По черте между миром реального и миром возможного.

— Поэтически сказано, — замечаю я.

— Иногда реальный мир куда безумнее вымышленного, — говорит Рафферти.

Он искренен. Сегодня между нами что-то произошло.

— Как дело Анжелы? — спрашиваю я.