Нэнси Прайс - В постели с врагом

Как жарко. Она сошла на углу рядом с домом доктора Ченнинг. В глазах Бена и посадке его головы, в его голосе читалось возмущение тем, что она не хочет показываться вместе с ним.

Следы от слез на платье высохли. Надо перебираться отсюда. Правда, сначала она хотела бы сделать еще одну вещь. Прохлада, царившая в доме доктора Ченнинг, охватила ее.

Выглядевшая по-светски женщина стояла в дверях кухни.

— Так вот вы какая, — сказала она. — Лора Прей? Меня зовут Джорджия Пэриш. Я слышала о вас. Вы помогаете Хейзл, читаете ей Генри Джеймса. — Она была седая, с минимумом косметики на лице, которая только подчеркивала ее серые глаза.

— Да, — ответила Сейра, с трудом подавляя нежелание знакомиться с еще одним чужим человеком. В мечтах о Сидер Фоллз она всегда была одна.

— Мы с Хейзл иногда путешествовали вместе, бывали во Франции, в Греции, и видеть ее теперь в таком состоянии, — Джорджия опустила глаза, — когда она не хочет говорить, запрещает двигать себя. — Она остановилась, теребя полотенце своими длинными красными ногтями. — Она даже со мной не хочет разговаривать.

Вошла Элен Гарнер со стопкой книг в руках, сказала до свидания и закрыла за собой двери. Джорджия была очень обеспокоена.

— Лежать в этом своем доме и гнить заживо. Знали бы вы ее раньше. Вам бы такое и в голову не пришло.

— Говорят, что после аварии ее парализовало. Можно поверить, что ей больше не хочется жить, — сказала Сейра.

— Вы получили образование — это очевидно. Вы любите книги и музыку, умеете думать и говорить. Вы так хорошо читаете Генри Джеймса Генри Джеймс! И она готова расстаться со всем этим и просто умереть? — Джорджия Пэриш говорила о Хейзл Ченнинг, а сама внимательно разглядывала Лору Прей: дешевое платье, мила и очень худа, но умна, сдержана. Печально, что ее место оказалось на кухне.

Продолжая рассматривать Лору, Джорджия сказала, что при первой же возможности снова заедет в Сидер Фоллз. Она архитектор, и сейчас по ее проекту строится здание в Демойне. Она попрощалась и, улыбаясь, положила ладонь на руку Сейры, как бы утешая ее.

Сейра следила за тем, как Джорджия Пэриш садилась в свой новый автомобиль. Когда она положила руку на руль, у нее на пальцах сверкнули кольца.

Горячий ветер ворвался в открытую дверь, и Сейра захлопнула ее.

Влажная жара от полуденного солнца не ощущалась в комнате доктора Ченнинг.

Там, снаружи, кукуруза тянулась все выше и выше к солнцу, в воздухе пахло землей и травой, а здесь солнечные лучи теряли свою силу.

— Привет, — сказала Лора. — Я говорила с вашей подругой. А утром я была на венчании Карен Энн Берч и Джадсона Баркера. — Она расстелила салфетку, затем отколола цветы, приколотые к платью, и поставила их в воду.

Карие глаза Хейзл следили за Лорой. Двигаясь в рассеянном свете, Лора производила впечатление женщины сдержанной, не желающей раскрываться перед другими. Хейзл Ченнинг понимала это нежелание, когда тебя постоянно беспокоят вопросами.

Она многое пережила, думала Хейзл. Она не могла объяснить, но и губы, и тонкая шея Лоры говорили об этом. Она держала себя так, что становилось ясно, что она нигде не собирается задерживаться дольше, чем. это необходимо. Хейзл чувствовала, что Лора рада, что ей не будут задавать вопросов.

Хейзл смотрела на Лору Прей. Кому какое дело до того, что случилось, приходят друзья или нет, какое сегодня число, какого года и чьи планы о безмятежной старости разлетелись вдребезги вместе с автомобилем в кювете?

Их глаза встретились Хейзл может умереть закованная в свое молчание, как погибают африканские животные в высыхающем июле.

Но она послушно открыла рот и начала есть. Лора открыла томик Генри Джеймса. Она собиралась читать самую прекрасную из его вещей — «Золотую чашу».

Хейзл казалось, что она помнит ее наизусть. Снова итальянский аристократ влюблялся в Лондон, потому что он напоминал ему об имперском Риме: «Если римлянин захочет восстановить это ощущение, ему надо посетить Лондонский мост или побывать солнечным майским днем в Гайд Парке».

Хейзл закрыла глаза и вместе с ложкой риса проглотила комок в горле. Темза стояла у нее перед глазами такой, какой любил ее Генри Джеймс — корабли и солнечные блики на волнах под бледно-голубым английским небом, которого ни она, ни Джеймс больше никогда не увидят.

Но после Джеймса остались его слова, и теперь Лора читала их своим негромким мелодичным голосом.

Хейзл слушала. Что-то было не так. Появилось что-то новое, неправильное, что меняло смысл и звучание знакомых слов. Она лежала и смотрела на Лору Прей.