Владимир Аджалов - О Главном. IT роман

- Ну что, интересующих меня новостей нет и не будет. Вернемся к отвлекающим средствам? - И Черчилль придвинул к себе потрепанную огромную тетрадь, страницы которой были плотно заполнены аккуратным быстрым почерком. Это был почерк его бывшего советника Вальтера, ушедшего из жизни семь лет назад.

Судьба Вальтера была необычна. Уроженец Вены, он в молодости близко познакомился с Адольфом Шикльгрубером, посредственным художником и начинающим политиком. Повидимому, изза этих своих контактов Вальтер и был завербован английской разведкой еще в самом начале карьеры будущего фюрера. Личный знакомый Гитлера оставался одним из самых полезных источников Интеллидженс сервис вплоть до своей стремительной эмиграции в Англию, когда угроза раскрытия превысила уровень допустимого риска. В Лондоне Вальтеру удалось сформировать о себе мнение как о серьезном специалисте по прогнозированию поведения высших руководителей Третьего рейха. Именно в такой роли он оказался на какоето время приближен к Черчиллю, когда началась Вторая Мировая война.

После войны их пути разошлись, и только после второй отставки Черчилля с поста премьерминистра они однажды случайно столкнулись в Кенсингтонпарке. Выяснилось, что они соседи, их дома находятся в десяти минутах ходьбы друг от друга. Они разговорились, продолжили разговор в доме Черчилля, и с тех пор Вальтер стал частенько навещать своего бывшего шефа.

У них всегда было что обсудить, даже тогда, когда никаких новостей в мире не было. После Великой войны Черчилль глубоко увлекся философией. Вальтер, будучи по образованию и основной деятельности профессиональным философом, был отличным спаррингпартнером для дискуссий на вечные темы. Его преждевременный уход (что такое шестьдесят шесть лет на фоне девяноста) был для Черчилля заметной потерей. И вот неожиданно его интересный собеседник вернулся. Пусть в форме рукописи, но вернулся со своими сокровенными мыслями.

Эту тетрадь принесла на днях двоюродная племянница Вальтера. Его наследники наконецто вступили в свои права. Они решили сделать небольшой ремонт в бывшем кабинете доктора и натолкнулись в потаенном шкафчике на рукопись с четким посвящением на первой странице.

Когда Черчилль первый раз взял в руки эту рукопись, он попробовал, еще не открывая ее, угадать, чему она посвящена - и не ошибся. Вальтеру регулярно приходила идея опубликовать свои воспоминания об увлечении Гитлера оккультными науками. Столь же регулярно Черчилль доказывал ему, что любое сочинение на эту тему сейчас несвоевременно и будет лишь очередным толчком к возрождению интереса к нацизму. И вот в его руках оказалась эта рукопись, удивительная смесь исторических фактов и откровенных фантазий о судьбе некоторого предмета, оказывающего, по мнению Вальтера, заметное влияние на судьбу Человечества. Речь шла о наконечнике копья, пронзившего во время казни на Голгофе тело Спасителя.

Незаметно для себя самого Черчилль стал читать эту рукопись внимательно и медленно, а не по диагонали, как все остальное печатное или рукописное, попадающее ему на стол. После первых нескольких страниц он понял - это чтение обладает одним очень полезным свойством. Оно чем дальше, тем больше захватывает его и совершенно отвлекает от обычных грустных мыслей.

И сейчас он, неспешно дочитав первую главу, отложил рукопись, выключил свет и закрыл глаза. В какомто легком забытьи, полусне, он без всякого перехода вдруг ярко, в красках и деталях, увидел картины давно минувших дней. Что было удивительно, он видел именно те события, о которых только что прочитал, но видел их не так, совсем не так, как они были описаны в книге. И при этом у него было четкое ощущение, что он видел правду.

Полусон прервался, когда Пилат закончил свой допрос. Черчилль не стал открывать глаза, продолжая еще ощущать себя гдето там, в Иерусалиме, в начале первого тысячелетия новой эры.

«Как, наверное, был счастлив этот человек, Сотник, - сказал он мысленно себе. - Он обрел настоящий смысл жизни. Не на день, не на год, а до самой смерти. Как я ему завидую… Господи, за что же мнето такое наказание - смысл моей жизни уже давно закончился, а жизнь все идет и идет…»

- Ну, вообщето есть еще одно полезное дело, которое ты можешь совершить в этой жизни, - вдруг услышал он чейто спокойный голос. Этот голос, казалось, рождался прямо в его голове.

Черчилль открыл глаза, посмотрел направо, налево. В комнате полутьма, никого нет.