Дельфин де Виган - Основано на реальных событиях

Тем не менее мало-помалу я начала возвращаться к тому, что называют «нормальной жизнью».

Разумеется, я не переставала думать об Л. Я думала о ней как о дурном сне или немного постыдном воспоминании, к которому желательно не возвращаться. По мере отдаления того периода, воспоминание об Л. окутывалось непроницаемой оболочкой. Я размышляла, следовало ли хранить его нетронутым, в темном месте, чтобы оно не испортилось, с мыслью, что, возможно, когда-нибудь я смогу описать его, или, наоборот, сделать так, чтобы оно исчезло. Сегодня я знаю ответ.

В апреле я приняла приглашение на литературный фестиваль в Шалон-сюр-Сон. Предполагалось, что я в присутствии широкой аудитории встречусь с группой читателей, которые в течение года прочли все мои книги. Я согласилась, потому что давно знакома с организатором этого фестиваля, писателем.

И потом, разумеется, мне хотелось испытать себя, доказать себе самой, что я могу поехать туда одна.

Выйдя из поезда, я отвезла вещи в гостиницу. И прилегла на полчаса. Мне всегда нравились эти выпавшие из времени, предшествовавшие мероприятию моменты, когда вот так, будто в результате телепортации, я оказывалась в незнакомой комнате, в городе, которого я не знала. Через некоторое время я пешком пошла к театру. Я перемолвилась парой слов с членами группы читателей, пока публика постепенно занимала свои места. Я окинула зал взглядом, подобно молчаливому радару, что обшаривает толпу, не задерживаясь на лицах. Когда мои глаза вернулись к центру, я поняла, что делала. Я искала Л. Или, скорее, проверяла, что в зале Л. нет. Убедившись в этом, я сделала глубокий вдох и начала беседу.

Вопросы группы читателей касались всех моих книг и того, что их объединяет. Атмосфера была теплой. Доброжелательной. Я была счастлива оказаться там. Я вспомнила, что мне нравилось знакомиться с читателями, узнавать про их чтение, рассказывать о своей работе. Что мне нравилось подбирать образ, эмоцию, искорку, которая была в основе моих книг, задумываться над писательским трудом и вслух пытаться найти ответы, представлявшиеся мне наиболее верными.

А потом пошли другие вопросы, заданные обычной публикой. Они в основном касались моего последнего романа. Ни один из этих вопросов не был для меня совершенно незнакомым. Но я давно на них не отвечала. Однако со временем мое отношение к тексту изменилось. Мои позиции сдвинулись, я отступила, чтобы лучше видеть. Остался в далеком прошлом тот день, когда, впервые представляя свой роман в присутствии двух десятков владельцев книжных магазинов, я расплакалась. Потом мне было стыдно, что я не смогла сдержать слез. Стала предметом пересудов.

Но в тот вечер в Шалоне мне показалось, что я, наконец, хорошо держусь.

После нескольких моих ответов сидевшая в первом ряду женщина взяла слово от имени молодой девушки, Леа, которая стеснялась говорить, но присутствовала в зале. Женщина встала с микрофоном в руке. В ее тоне чувствовалась какая-то торжественность.

– На самом деле Леа хотела бы знать, искренни ли вы. Читая вашу книгу, она иногда испытывала сомнение и размышляла, нет ли тут выдумки? Правда ли то, о чем вы рассказываете? Все ли правда?

На секунду мне захотелось ответить Леа, что она попала в десятку. Ибо нет, конечно, нет, все это – чистая фантазия, ничего из рассказанного мной никогда не происходило, вообще ничего. Кстати, дорогая Леа, сейчас, когда я говорю с вами, моя мать катается по траве где-нибудь в Крезе [17] Один из департаментов региона Новая Аквитания в центральной области Франции. , она не умерла, ни-ни-ни, она зимой и летом носит сапоги с острыми носами и скошенными каблуками, платья из золотистого шелка, живет с безумно влюбленным в нее старым ковбоем, похожим на Рональда Рейгана, она по-прежнему так же красива, и забавна, и занудна, она укрывает в своем огромном доме, наполненном растениями и беспорядком, десяток беспаспортных бродяг со всех концов света, она читает Бодлера и смотрит по телику шоу «Голос».

Вместо этого я попыталась объяснить, до какой степени я старалась быть искренней, в том смысле, который она имела в виду, да, старалась, насколько это было возможно, и, разумеется, это навредило книге, потому что теперь мне бросаются в глаза ненужные подробности, абсурдные уточнения, имена, которые мне следовало бы изменить, вся эта мешающая достоверность, дань реальности, которую, как я полагала, я должна была заплатить и от которой мне лучше было бы отделаться. А потом я попыталась сказать, как я уже не раз это делала на подобных встречах, сколь недостижимой кажется мне реальность. Я попыталась разъяснить эту мысль, к которой я непрестанно возвращалась, о том, что, что бы мы ни описывали, мы пребываем в вымысле.