С той поездки прошел год, да, год, а я ничего не сделала. Ничего. Я осталась на том же месте. Хотя не совсем. Теперь я была неспособна сидеть перед компьютером, открыть документ Word, ответить на имейл, держать ручку дольше четырех минут и склоняться над расчерченной в клетку или линейку белой поверхностью. Короче, я утратила элементарные навыки, необходимые для моего рода деятельности.
В начале сентября Луиза и Поль уехали.
Как и все, я мыслю и считаю учебными годами, с сентября по июнь, так что лето получается как бы отступлением, периодом снижения деловой активности, который непременно закончится. Долгое время я полагала, что это деформация матери семейства, биологический ритм которой рано или поздно приноравливается к школьному календарю. Но теперь я думаю, что речь идет главным образом о ребенке, который остался во мне, в нас, ребенке, жизнь которого столь долгое время была нарезана ломтями: прочный след в нашем восприятии времени.
Было начало учебного года. Время покупки новых школьных принадлежностей и принятия верных решений. Момент начинаний. Или возобновления.
Но не двигалась ни одна молекула воздуха, и все казалось неизменным.
В этот раз я не дала себе обещания приняться за работу. Сама мысль о писательстве отдалилась. У меня больше не было ни малейшего представления о форме, которую это может принять, мое тело забыло те ощущения усталости и возбуждения, которые я так любила, часы, проведенные сидя в круге света, пальцы на клавиатуре, плечи напряжены, ноги вытянуты под столом.
Дети уехали, и я снова оказалась дома одна. К отсутствию Луизы и Поля теперь прибавилось отсутствие Л., дополнительная утрата, значение которой я начинала осознавать. Достаточно было посмотреть вокруг себя. Корреспонденция, скопившаяся на столе в гостиной, покрытый тонким слоем пыли экран компьютера. Я переплывала из одного дня в другой как ни в чем не бывало, занимаясь разными мелочами, растянутыми до бесконечности, чтобы они длились, заполняя ту колоссальную пустоту, которую я в течение бессмысленно прожитого года сама образовала вокруг себя, не отдавая в том себе отчета.
Так, безусловно, жили пожилые люди, в последовательности осторожных мелких шажков и движений, замедленности которых хватало, чтобы заполнить пустоту. Не так уж и мучительно.
Уверена, что каждому из нас порой приходит в голову, что случайностей не существует. Каждый из нас наверняка познал череду совпадений, которым он или она придали особый, неопровержимый смысл, считая, что только им под силу этот смысл расшифровать. Кто из нас, хотя бы раз в жизни, не подумал, что то или иное совпадение ничем не обязано случаю, но, напротив, речь идет о послании, в круговороте мира адресованном единственно ей или ему?
Со мной такое бывало. В течение двух-трех недель мне казалось, что послание Л., эта задушевная убежденность, которую она хотела, чтобы я разделила с ней, больше не нуждалась в ней как таковой, чтобы настигнуть меня: она витала в воздухе, перемещалась сама по себе, то тут, то там находя новых посредников, чтобы убедить меня.
Как-то вечером мне позвонил режиссер, с которым несколько лет назад я работала над сценарием полнометражного фильма, так и не увидевшего свет, несмотря на помощь и участие многих организаций. Создатели фильма не могли свести концы с концами, и проект провалился. Режиссер хотел, чтобы мы встретились, выпили по стаканчику, и он бы поделился со мной своими планами. Мы встретились в кафе, завсегдатаями которого были, когда вместе работали. Он быстро перешел к делу: ему нужна невыдуманная история, чтобы сделать сценарий. Только это и катит, достаточно посмотреть афиши, сколько среди них тех, что большими буквами, почти такими же крупными, как название, уточняют, что фильм «основан на реальных событиях». Достаточно почитать иллюстрированные журналы, посмотреть телевизор со всеми этими ордами свидетелей и подопытными кроликами всех сортов, послушать радио, чтобы понять, чего хотят люди.
«Правдивость, только это и проходит сейчас», – заключил он. Да, он знал, что я отказалась от многих экранизаций своей последней книги, он это понимал, но если у меня есть какая-нибудь задумка, если я намереваюсь рассказать о чем-нибудь – старом или недавнем происшествии, забытом историческом персонаже, – мне следует без промедления звонить ему, он будет счастлив снова поработать со мной.
Я вышла из кафе в мрачном настроении. Так, значит, это правда… Вот чего ждут люди – реальности, гарантированной клеймом на фильмах и книгах, подобно красной надписи «био» на продуктах питания. Люди ждут сертификата подлинности. Я думала, публике надо, чтобы истории их заинтересовали, потрясли, захватили – только и всего. Но я ошибалась. Люди хотят, чтобы событие происходило в реальности, чтобы оно было подтверждено фактами, доказано. Они хотят пережитого. Люди хотят иметь возможность отождествить себя с персонажем, сопереживать, а для этого им необходимо убедиться в качестве товара, иметь сквозной контроль над всем процессом его производства.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу