Почти каждую ночь между четырьмя и пятью часами я перечитывала истории про медведей, кроликов, драконов, голубую собаку и музыкальную корову.
Помню, как-то ночью Л. проснулась и обнаружила меня в кухне, погруженную в чтение книги Филиппа Корантена, которую обожала Луиза: это была история про мышиное семейство, жившее на книжном шкафу и питавшееся книгами. То, что книги можно есть, очень веселило Луизу; особенно ее забавляло приказание, данное своему сыну матерью героя, когда тот собирался отправиться в поход со своим кузеном: «А ну-ка принесите мне два листа «Пиноккио». Твой отец обожает их в салате!» Я так и слышала детский смех Луизы. Эти фразы я знала наизусть, наверное, я даже шептала их с улыбкой на губах, когда ко мне подошла Л. Она налила в чайник воды, порылась в шкафу в поисках пакетика травяного чая и села рядом. Кончиками пальцев она полистала альбом, держа его на расстоянии (речь ведь шла о мышах, хотя и стилизованных и раскрашенных), а потом спросила:
– Ну и какая тут аллегория, по-твоему?
Я не понимала, к чему она клонит. Она продолжала:
– Мыши, питающиеся книгами, как если бы это была простая бумага, – не способ ли это обозначить смерть вымысла или хотя бы намек на его предназначение?
– Вовсе нет, – отвечала я. – Сюжет книги совсем в другом! Если в ней и есть посыл, то он не имеет с этим ничего общего.
– Вот оно что? И какой же здесь посыл, по-твоему?
Л. прервала ностальгический момент, и я с трудом скрывала свое недовольство. К тому же у меня не было никакого желания в три часа ночи рассуждать о тайном смысле иллюстрированной книжки для детей от трех до шести лет «Ужас Пипиоли».
Я сделала вид, что встаю, но Л. удержала меня:
– Ты отказываешься видеть контекст. И так во всем, Дельфина, ты отказываешься рассматривать вещи в их совокупности, ты довольствуешься деталью, на которой сосредоточиваешься.
Я почувствовала опасность. Я ответила самым жалким образом, сгорев от стыда уже в тот самый момент, когда задавала этот вопрос:
– Кстати о контексте, скажи, как дела с поисками квартиры?
Это не только было недостойно наших отношений, но я к тому же не испытывала ни малейшего желания, чтобы она ушла.
– Если мое присутствие тебе в тягость, только скажи, и я тотчас съеду.
Она поднялась, чтобы поставить свою чашку в посудомойку и убрать сахар в шкаф, резкие движения выдавали ее гнев.
Я продолжала сидеть, потрясенная тем, что смогла сказать ей такую глупость. Теперь, склонившись надо мной, она стояла возле моего стула:
– Взгляни на меня, Дельфина. Два раза я повторять не буду. Достаточно одного твоего слова, и я исчезну. Еще до рассвета. Одно слово, и ты никогда больше обо мне не услышишь.
Я чуть было не разразилась нервическим смехом. Чуть было не спросила, не брала ли она уроки в актерской студии у Аль Пачино или Марлона Брандо. Ее слова содержали угрозу, которую я не могла не заметить. Я попыталась разрядить обстановку.
– Прости, я не то хотела сказать, это нелепо. Ты же знаешь, что можешь оставаться здесь, сколько захочешь.
Л. присела возле меня и глубоко вздохнула.
– Займусь поисками, как только сдам текст. Не беспокойся.
Мы больше никогда не возвращались к этому разговору.
Спустя несколько дней, когда Л. завершила книгу актрисы, мы открыли бутылку розового шампанского. Л. управилась в срок, издатель похвалил ее за работу, актриса была в восхищении.
В тот вечер Л. продемонстрировала передо мной кокетство автора, до чего прежде никогда не опускалась. В конце каждого текста, который она сочиняла для кого-то другого, она писала слово «КОНЕЦ» с маленькой звездочкой (что-то вроде ни к чему не отсылавшего знака сноски). В договоре всегда имелся на этот счет отдельный пункт: в конце книги непременно должна стоять такая подпись. Это была ее метка, ее фирменный знак, некая печать, известная ей одной.
Я мило посмеялась над ней, мне это показалось устарелым, теперь в книгах редко встречается слово «КОНЕЦ».
– И так видно, что конец, – пошутила я, – потому что больше нет страниц!
– Не думаю. Мне кажется, читателю нравится, когда ему об этом говорят. Слово «КОНЕЦ» позволяет ему вый-ти из того особого состояния, в котором он находится, возвращает его жизни.
Добрую часть ночи мы слушали старые пластинки. Я показала Л., как танцуют ска, потому что она призналась, что забыла.
Сидя на диване, Л. смеялась, глядя, как я скачу по гостиной, потом поднялась, чтобы присоединиться ко мне. Перекрикивая музыку, она спросила:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу