Джон Гришэм - Округ Форд

А вот Леону Грейни он не отказал, и поступил так по двум причинам. Во-первых, обстоятельства, связанные с этой просьбой, можно было назвать необычными. Во-вторых, босс Леона на фабрике по производству ламп доводился Макбрайду троюродным братом. А с родственными отношениями в маленьком городке следует считаться. И вот, как договорились, Леон Грейни прибыл в мастерскую в среду, ровно в четыре, жарким июльским днем.

Большинство обитателей округа Форд слушали радио, а потому всем было известно, что в семье Грейни далеко не все благополучно.

Мистер Макбрайд вместе с Леоном подошел к фургону, протянул ему ключ и сказал:

– Теперь ты за него в ответе.

Леон взял ключ и кивнул:

– Премного обязан.

– Бак я заполнил. Чтобы доехать туда и обратно, бензина потребуется много.

– Сколько я тебе должен?

Мистер Макбрайд покачал головой, затем сплюнул на гравий возле машины.

– Ничего. За бензин плачу я. Просто пригонишь обратно с полным баком.

– Нет, мне было бы удобнее заплатить, – возразил Леон.

– Не пойдет.

– Что ж, тогда спасибо.

– И смотри, чтобы завтра к полудню фургон был здесь. Он мне нужен.

– Без вопросов. Не возражаешь, если я оставлю здесь свою машину? – Леон кивком указал на старенький японский пикап, примостившийся меж двух автомобилей на стоянке через улицу.

– Не возражаю.

Леон открыл дверцу и сел за руль. Завел мотор, поправил зеркала, устроился на сиденье поудобнее. Мистер Макбрайд подошел к дверце со стороны водителя, закурил сигарету без фильтра. Он стоял и смотрел на Леона.

– Знаешь, кое-кому здесь это может и не понравиться, – заметил он.

– Спасибо за предупреждение. Но эти здешние «кое-кто» меня не волнуют – Леон был озабочен и не в настроении разводить пустую болтовню.

– Лично я считаю, это неправильно.

– Еще раз спасибо. Верну к полудню, – тихо произнес Леон, сдал назад и вскоре уже ехал по улице. Он проверил тормоза и стал постепенно поддавать газу, желая понять, на что способна машина. И вот уже через двадцать минут оказался довольно далеко от Клэнтона, на дороге, вившейся среди холмов северной части округа Форд. Стоило миновать поселок Плезант-Ридж, как дорога из асфальтовой превратилась в насыпную, из гравия, дома становились все меньше, расстояния между ними – все больше. Вскоре Леон свернул на короткую дорожку к домику, напоминавшему коробку. У крыльца бурно разрослись сорняки, черепичная крыша давно нуждалась в ремонте. Это был родной дом Грейни. Тут он родился и вырос вместе со своими братьями – единственная константа в их печальной и хаотичной жизни. От боковой двери отходил полусгнивший дощатый настил – это чтобы его мать, Инесс Грейни, могла выбираться из дома в инвалидной коляске.

Ко времени когда Леон выключил мотор, боковая дверь уже отворилась и Инесс выкатили по настилу во двор. За спиной у нее маячил внушительный средний сын Бутч, который до сих пор жил с ней, наверное, потому, что просто не знал, каково это – жить на свободе. Шестнадцать из сорока шести лет он провел за решеткой, и весь его вид напоминал о криминальном прошлом: волосы собраны в длинный конский хвост, в ушах серьги в виде болтов, физиономия небрита, массивные бицепсы и множество дешевых татуировок, сделанных тюремным художником в обмен на несколько пачек сигарет. Несмотря на прошлое, Бутч обращался с матерью и ее инвалидной коляской бережно, можно сказать, нежно, и что-то тихо говорил ей, пока они спускались по настилу.

Леон смотрел на них и ждал, затем подошел к фургону, открыл задние дверцы. И вот они с Бутчем осторожно подняли мать вместе с коляской и погрузили в машину. Бутч продвинул коляску вперед, до консоли, отделявшей два узких боковых сиденья, прикрепленных к полу. Там Леон закрепил коляску с помощью двух широких полотняных ремней, которые Макбрайд оставил в машине. И вот, убедившись, что мать в безопасности, братья уселись на переднее сиденье. Путешествие началось. Через несколько минут они выехали на асфальтовую дорогу и покатили вперед. Их ждала долгая ночь.

Инесс было семьдесят два. Мать троих сыновей, бабушка как минимум четырех внуков, одинокая женщина слабого здоровья, она не помнила в своей жизни ни одного счастливого дня. Хотя сама она считала себя одинокой на протяжении вот уже тридцати лет, формально таковой не являлась, ибо не была официально разведена с ничтожным созданием, изнасиловавшим ее, когда ей было семнадцать, а потом женившимся на ней, как только ей стукнуло восемнадцать. Этот человек помог ей родить трех сыновей, а затем исчез, загадочно и бесповоротно. Может, к счастью. Инесс изредка молилась и никогда не забывала при этом попросить Создателя сделать так, чтобы Эрни держался от нее подальше, оставался там, куда занесла его беспутная и безрадостная жизнь. Если, конечно, он был еще до сих пор жив, если не настигла его внезапная и заслуженная смерть, о чем она часто мечтала, но просить об этом Господа не осмеливалась. Эрни до сих пор был виноват во всем – в том, что она больна и бедна, в том, что ей не удалось достичь хоть какого-то положения, в том, что живет так уединенно и не имеет друзей, а семья ее – предмет всеобщих насмешек. Но самые горькие упреки Эрни получал за отвратительное отношение к трем сыновьям. Хотя в целом даже хорошо, что он их бросил, иначе бы избивал с утра до вечера.