Ричард Дейч - Карта монаха

— В самом деле? — Образ Женевьевы слегка заколебался. — А сейчас ты меня видишь?

Джулиан вскочил с кресла, бросился к матери и вцепился ей в горло. К этому моменту он уже окончательно помешался, его сознание разрушилось. Сжимая Женевьеву за горло, он бешено тряс ее, крича:

— Кто ты? Кто ты?

И тут она исчезла, растворилась в ярком утреннем свете. В руках Джулиана была пустота. Он стоял, ничего не понимая. А когда рухнул как подкошенный, это были уже осколки личности. Он окончательно обезумел.

Когда Джулиан открыл глаза, в голове еще слышались отзвуки ночного кошмара. Кругом лежали мертвые охранники, с изогнутыми в предсмертных судорогах телами. Поднявшись на ноги, он попытался припомнить свой сон, вспомнить, что здесь произошло. В этот момент над горизонтом показался краешек солнца.

Взгляд Джулиана остановился на теле Речина, человека, который пришел, чтобы убить его: теперь труп русского лежал на полу у стола. В попытках поймать раз за разом ускользающее воспоминание, Джулиан напрягался, как мог.

Голова постепенно прояснялась, но завеса мрака над минувшими событиями не рассеивалась. Он помнил происходившее только до того момента, как сидел за столом со шкатулкой на коленях.

И тут он понял, что ни шкатулки, ни ключа больше нет; он поискал в комнате, но не обнаружил их. Он искал и искал. Прикрывая глаза от яркого утреннего солнца на горизонте, посмотрел из большого окна библиотеки.

Подбежав к телу Речина, он вырвал из закоченелых рук пистолеты. Вооружившись, отправился на разведку. В коридоре его ждало знакомое зрелище: мертвые тела повсюду, у каждого окна и каждой двери. Эти люди приготовились защищать Джулиана и его шкатулку от внешнего мира, не ведая, что реальная опасность уже в доме. Не было необходимости проверять другие этажи, чтобы понять, что там творится то же самое.

Джулиан отступил назад, в физическом и переносном смысле. Он уцелел в этом мраке, пережил всех. И теперь понимает, насколько могущественна эта шкатулка. Гораздо могущественнее, чем он себе представлял. Поэтому он добудет ее, любой ценой.

И у него уже есть соображения насчет того, где она.

Миновав вестибюль, он через боковую дверь вырвался наружу, в прохладное летнее утро. Лучи восходящего солнца положили золотистые блики на белый вертолет неподалеку. А сбоку спрятались они, мужчина и женщина, укрываясь за металлической стеной и не зная, что он уже приближается.

И в этой безнадежнейшей из всех ситуаций Джулиан обрел надежду.

Внезапная тишина вспорола раннее утро. Холодящие кровь вопли из главного здания продолжали звучать у Майкла в ушах. Никогда прежде не слышал он таких мучительных криков. После перестрелки, после яростного огня, целью которого было помешать Майклу, Симону и Бушу проникнуть в здание, внезапно наступила полная тишина.

Огненная стена, воздвигнутая защитниками замка, не позволяла им даже приблизиться к зданию. Теперь казалось, что их противников вовсе не существовало. И это отсутствие сопротивления пугало еще больше.

Не было никаких сомнений по поводу того, что именно здесь произошло: Джулиан открыл шкатулку. Это значит, скоро настанет их черед испить чашу тех, у кого вместо последних слов были вопли, а вместо прощальных мыслей — ужас.

Майкл повернулся, собираясь заговорить с Симоном и Бушем, и в этот момент увидел ее, в трех футах перед собой. Даже ужасы, красноречивым свидетельством которых были вопли и паника в здании, уступали по пугающему воздействию появлению Женевьевы. Потому что он видел эту женщину на экране монитора мертвой, когда ее безжизненное тело уже остыло. Теперь же она стояла перед ним так, словно все это ему привиделось. Но вот она приблизилась, и на Майкла снизошел глубокий покой. В этот рассветный час лицо Женевьевы излучало сияние, полные жизни глаза блестели. Казалось, ее окружает золотистое облако. В руках она держала шкатулку. Майкл видел оранжевые отметины, обезобразившие совершенный узор. Женевьева молча протянула руку. Майкл принял шкатулку и прижал к себе.

— Ты знаешь, как надо поступить, — произнесла Женевьева. — Я не могу этого сделать, но ты можешь. В глубочайшую бездну, Майкл, в самую глубокую океанскую впадину, чтобы ее никто и никогда больше не нашел.

Майкл, в благоговении, без страха, все понимая, смотрел на женщину, которая у него на глазах погибла от руки собственного сына, на женщину, которую он пытался спасти на глубине десяти этажей под Кремлем и которая была ему другом. И, глядя на крестик на цепочке у нее на шее, на шкатулку у нее в руках, он ни разу не усомнился в правдивости свидетельства своих глаз, потому что точно знал: это именно она.