Джойс Оутс: Одержимые

Мы с Мэри Лу гадали, были ли в доме привидения, были ли призраки в амбаре, где умер старик. Мы бродили вокруг, шпионя, мы не могли удержаться, каждый раз подкрадываясь все ближе и ближе. Но потом что-нибудь обязательно пугало нас, и мы убегали сквозь чащу, толкаясь и хватаясь друг за друга. Но вот однажды мы подошли к самому дому с черного входа и заглянули в окошко. Мэри Лу верховодила, Мэри Лу велела не бояться, ведь там никто больше не живет, и никто нас не поймает, и не важно, что земля была чья-то, полиция не арестовывала детей нашего возраста.

Мы обследовали амбары, сняли деревянную крышку с колодца и стали бросать туда камни. Мы подзывали кошек, но они не давали погладить себя. Это были амбарные кошки, тощие и нездоровые на вид. В местной конторе рассказывали, что миссис Медлок пустила к себе несколько кошек, и поэтому дом насквозь пропах ими. Когда кошки не подходили к нам, мы злились и швыряли в них камни, а они убегали шипя. «Противные, грязные твари», — говорила Мэри Лу. Однажды, ради забавы, мы залезли на рубероидную крышу над кухней Медлоков. Мэри Лу хотела потом залезть на большую крышу, на самый верх, но я испугалась и крикнула: «Нет, нет, пожалуйста, не делай этого, нет, Мэри Лу, пожалуйста». И голос у меня был такой страшный, что Мэри Лу взглянула на меня и не смеялась, и не дразнилась, как обычно. Крыша была такой покатой, я чувствовала, что она могла убиться. Я представила, как она срывается, скользит, я видела ее удивленное лицо и ее разметавшиеся волосы, когда она падала, и я отчетливо ощущала, что ничто ее не спасет.

— Ты зануда, — сказала Мэри Лу и сильно ущипнула меня. Но на крышу все-таки не полезла.

Потом мы бегали по амбарам, визжа во все горло, в свое удовольствие, до чертиков, как говорила Мэри Лу. Мы сваливали вещи в кучу: куски битой утвари, обрывки кожи, конской упряжи, охапки соломы. Скотины на ферме давно уже не было, но запах ее был еще силен. Сухой конский и коровий помет походил на грязь. Мэри Лу предложила: «Знаешь что, хочется сжечь все это». Она взглянула на меня, и я согласилась: «Ладно, давай, сожги все». Мэри Лу сказала: «Ты думаешь, я не смогу? Только дай мне спички». А я ответила: «Ты знаешь, у меня нет спичек». Мы переглянулись. И я почувствовала, как что-то наполнило мою голову, и в горле защекотало, будто я готова была то ли засмеяться, то ли заплакать. «Ты сумасшедшая». А Мэри Лу заявила, презрительно усмехнувшись: «Это ты сумасшедшая, тупица. Я просто дразнила тебя».

Когда Мэри Лу исполнилось двенадцать лет, моя мама возненавидела ее и всячески старалась поссорить нас, она очень хотела, чтобы я подружилась с другими девочками. Она говорила, что у Мэри Лу дерзкий язык. На самом деле Мэри Лу не уважала старших, даже своих родителей. Мама догадывалась, что Мэри Лу смеялась над ней за ее спиной, распускала язык о нашей семье. Она была подлая, резкая, очень сообразительная, иногда грубая, как ее братья. Почему у меня не было других подруг? Шискины — такая дрянь. А как мистер Шискин вел свое хозяйство…

В городе, в школе, Мэри Лу часто игнорировала меня и сторонилась в присутствии других девочек, тех, что жили в городе, у которых отцы не были фермерами, как наши. Но когда приходило время отправляться в автобусе домой, она садилась рядом со мной, будто ничего не произошло, и я помогала ей с домашним заданием, если ей было нужно. Иногда я ненавидела ее, но потом все прощала, как только она улыбнется мне и скажет: «Эй, Лисса, ты на меня сердишься?» Я сострою рожицу и скажу: «Нет», совершенно не обижаясь на ее вопрос. Иногда я воображала, что Мэри Лу — моя сестра. Частенько я рассказывала себе историю о том, что мы сестры и очень похожи. На самом деле Мэри Лу иногда говорила, что хотела бросить семью, свою проклятую семью, и переехать ко мне. Потом, на следующий день или спустя час, она становилась угрюмой и дразнила меня почти до слез. «Все Шискины отличаются неприятным, дурным характером», — говорила она соседям, как будто гордилась этим.

Ее волосы были очень светлые, почти белые на солнце. Когда я впервые встретила ее, они были заплетены в косу и уложены вокруг головы. А она ненавидела эту косу, которую заплетала ей ее бабушка. «Точно Принцесса или Белоснежка из какой-нибудь проклятой глупой детской книжки с картинками», — говорила Мэри Лу. Когда она подросла, то отрастила косу ниже пояса и носила ее свободно. Коса была очень красивая, шелковистая и сверкающая. Я иногда мечтала о волосах Мэри Лу, но мечты эти были туманными. Просыпаясь, я никогда не могла вспомнить, была ли я сама с длинными белыми волосами или это был кто-то другой. Лежа в постели, я некоторое время собиралась с мыслями, а потом вспоминала Мэри Лу, мою лучшую подругу.